Приветствую Вас, Гость! | Главная | Каталог статей | Регистрация | Вход

» Сборники

Категории каталога
Cтатьи [211] Газеты [87] Журналы [29] Воспоминания [54]
Рассказы [15] Стихи [367] Книги [38] Сборники [7]

Иван Масленников
Часть 2

Добровольческому отряду Классовского была поставлена задача найти банду в песках, неотступно преследовать ее, не давая уходить в глубь Каракумов, на север, и навести на банду отряд Масленникова, а во время боя выполнять роль сковывающей группы, оттягивая на себя значительные силы басмачей.
Решено было также выбросить из Хивы на колодец Холыбай в двадцати километрах юго-восточнее колодца Сагаджа два взвода милицейского дивизиона под командованием командира дивизиона Приданникова с задачей закрыть колодец и тоже активно действовать против банды.
Все действующие в песках части с этой минуты подчинялись непосредственно командиру 11-го Хорезмского полка И. И. Масленникову.
Приказ был получен полком 9 мая 1933 года в 10 часов утра, а уже в 17 часов отряд, состоящий из 114 сабель (против 250 сабель басмачей), с двумя станковыми и одиннадцатью ручными пулеметами при одном орудии, во главе с помощником командира полка по политической части И. А. Масько выступил в Хиву, имея с собой двухдневный запас продфуража.
Командир полка Масленников, инспектор Политотдела ОГПУ Карпов, уполномоченный Особого отдела Г. И. Тепцов за час до выхода отряда выехали в Хиву на машине, чтобы организовать караван верблюдов с проводниками, способный поднять суточный запас воды и трехсуточный запас продфуража.
Мчась в автомобиле по дороге в Хиву, куда должен был прийти отряд, Масленников, глотая дорожную пыль и наблюдая привычный ландшафт пустыни, перебирал в памяти весь последний период подготовки отряда, те несколько месяцев, какие были ему отведены на сколачивание боеспособной, подчиняющейся железной дисциплине с высоким чувством ответственности воинской части.
Пришла пора держать экзамен на зрелость, пожинать плоды кропотливой повседневной работы. Порядок движения отработан во время учебных походов. Старшим врачом отряда Хорстом и командирами эскадронов проводился инструктаж о водной дисциплине: бойцы не должны пить без разрешения командиров. У каждого бойца — индивидуальные пакеты, эвакуация раненых предполагалась на тех самых верблюдах, караван которых он, командир полка, ехал организовывать в Хиве.
Не беспокоило Масленникова и состояние лошадей и отношение бойцов к коню. Учебные выходы хотя бы к той же крепости Змухшир доказали, что о своем четвероногом боевом друге красноармейцы заботятся больше, чем о себе: без коня в пустыне боец не боец. Седла подгоняли под непосредственным наблюдением командиров, тщательно проверяли растяжку потника, прикрепление вьюка. Вьюк облегчили до минимума, взяв лишь норму двухсуточного запаса фуража на каждого коня. Изношенные торбы для ячменя отремонтировали, сшили из мешков новые. И все-таки командира полка точило сомнение: в условиях песков, где маневренность и подвижность банд требуют энергичных, быстрых действий, кони должны быть совсем освобождены от груза. И получалось, что от состояния каравана, который он должен сформировать в Хиве, от физического состояния верблюдов во многом зависит успех операции.
Двугорбый верблюд-тяжеловоз может нести во вьюках пятисуточный запас продфуража и трехсуточный запас воды. Идеально было бы иметь еще быстроходных одногорбых верблюдов: тогда боец мог бы садиться на коня только в момент активных действий, а остальное время вести коня в поводу, сохраняя ему силы. Идеально, но осуществимо ли?..
Мчится и мчится вперед машина. Человеку, дни и недели проводящему в седле, скорость ее кажется равной скорости самолета, но ехать надо еще быстрее: слишком мало времени — меньше суток — отведено на формирование каравана.
Снова и снова перебирает в уме командир полка, все ли сделано, все ли предусмотрено.
Отобрано политпросветимущество, проинструктирован руководящий партсостав, проведены занятия по вьючке полным вьюком, проверены радиостанции. Особенно тщательно подготовлено оружие: пулеметы, диски, ленты, капсюли гранат и сами гранаты. Проведен специальный семинар пулеметчиков, специальные тактические занятия с целью сколотить отделения. Проведены занятия в общеотрядном масштабе с увязкой взаимодействия подразделений, отработана одиночная подготовка бойца, проведены дневные и ночные стрельбы, проведено обшивание подсумков, тренчиков, патронташей, разных, чехлов, фляг. Приобретены бидоны, кунганы, веревки. Казалось бы, все учтено, все колесики сложного механизма, все его части точно подогнаны друг к другу и хорошо смазаны, но… многое может зависеть от того, как решится примитивный, прозаический вопрос: удастся ли в Хиве, Хапке и Ташаузе организовать полноценные караваны верблюдов?
Вот и жемчужина Средней Азии Хива.
Встретил Масленникова и его сопровождающих начальник отдела ОГПУ Иливицкий; поняв суть задачи, коротко сообщил: «Два дня назад сто верблюдов мобилизовал для своего отряда командир милицейского эскадрона Приданников».
«Нужны еще сто, и немедленно», — так же коротко сказал Масленников, отлично понимая, что о качестве «второй очереди» мобилизованного транспорта нечего и думать. Но если у командира полка в момент этого разговора еще оставались какие-то надежды, что удастся отыскать в Хиве сколько-нибудь удовлетворительный транспорт, то, когда благодаря усилиям начальника отдела ОГПУ Иливицкого верблюды были собраны, у Масленникова и сопровождавших его командиров уже не оставалось никаких иллюзий.
Состояние мобилизованной сотни верблюдов даже с большой натяжкой нельзя было назвать «средним». В большинстве своем выпряженные из чигирей, истомленные весенними перевозками, исхудавшие из-за линьки верблюды мало отвечали требованиям форсированного движения по пескам. Сколько раз на ответственных совещаниях и Масленников, и другие командиры полков говорили о том, что воинская часть, действующая в пустыне, должна иметь свой верблюжий фонд, составленный как из двугорбых тяжеловозов, так и одногорбых, быстроходных, породы нары, чтобы в любую минуту поднять и груз, и достаточное количество бойцов-кавалеристов.
Дорого тогда обошелся некачественный транспорт отряду 11-го полка. Забегая вперед, следует сказать, что в боевых операциях в Каракумах по ликвидации объединенной бандгруппировки Дурды-Мурта и Ахмед-Бека было занято 464 верблюда, пало 135 этих признанных «кораблей пустыни» — от быстрого движения, высокой температуры, достигавшей 60–70 градусов, отсутствия воды… Люди выдержали…
Стараясь не показать своих самых мрачных предчувствий, командир полка распорядился еще сто верблюдов мобилизовать в селении Ханка. Но и прибывшие из Ханки верблюды были не лучше хивинских. Других не было. Надо было с этим транспортом выполнять боевую задачу. Несколько успокоили местные знатоки, порекомендовавшие группу проводников-верблюдовожатых во главе с «королем песков», отлично, как заверили Масленникова, знающим Каракумы, по имени Кабул. Прищуренный глаз и прыгающая бровь делали его приметным среди остальных, таких же прокаленных солнцем проводников в ватных стеганых палатах и высоких бараньих шапках-тельпеках. По манере держаться он тоже выделялся среди других, видимо, ревниво оберегая свое высокое звание.
Десятого мая отряд, сделав за один переход девяносто километров, отдохнув до вечера, в 18 часов в сопровождении хивинского транспорта выступил из Хивы в южном направлении на колодец Холыбай, где должен был дожидаться его со своими двумя взводами милицейского дивизиона комэскадрона Приданников.
Первую половину пути прошли ночью, сберегая силы, через сорок километров сделали привал. За второй ночной переход сделали еще сорок километров и двенадцатого мая в девять часов утра пришли на колодец Холыбай.
В первые же сутки песчаного пути командир полка воочию убедился, насколько тормозит движение караван. Делая четыре-пять километров в час, ташаузский транспорт в 250 верблюдов с основным грузом был только на пути от Ташауза к Хиве. Особенно трудно было двугорбым «кораблям пустыни» тащить орудие, которое должно было сказать свое весомое слово в решающий момент боя.
Но одно, казалось бы, незначительное происшествие все-таки позабавило не слишком весело настроенного начальника отряда.
Присматриваясь к своему старшему проводнику, проверяя все время путь по компасу и карте, Масленников заметил, что Кабул с прищуренным глазом и прыгающей бровью, если и считал себя королем песков, то словно бы попал в чужое королевство.
Выслав вперед дозор, командир отряда спросил главу проводников: «Как считаешь, Кабул, сколько будет еще километров до колодца Холыбай?»
Тот с важным видом подумал и заявил, что до колодца еще пятнадцать километров.
Надо же было так получиться, что как раз в этот момент на гребне соседнего бархана показался высланный Масленниковым передовой разъезд под началом командира взвода Криулина.
— Товарищ командир полка, — доложил, подъехав, Криулин, — колодец Холыбай в трех километрах. Командир милицейского дивизиона товарищ Приданников производит водопой, ждет вас!..
Общий хохот, к немалому смущению Кабула, понявшего, о чем речь, заглушил слова Криулина.
Командиру полка было не до веселья: идти на сближение с объединенной бандой придется не только без транспорта, но и без проводников: Кабул и его помощники признались, что эту часть пустыни не знают. Еще хуже дело с транспортом: теперь-то уже не оставалось никаких сомнений, что и на ташаузских верблюдов, так же как на хивинских и ханкинских, надежд никаких нет.
Невысокий, но плотный, в выгоревшей на солнце гимнастерке красноармеец Панченко из дивизиона Воробьева, ведя в поводу верблюда, от чересседельника которого тянулась веревка, уходившая в глубину колодца, отмерял ровно шестьдесят шагов, на минуту останавливался, пока второй боец — Усенко — не подхватывал показывающееся из зияющего провала ведро, не выливал воду в котелки и ведра. Снова с верблюдом — к колодцу, опять от колодца, и так, будто маятник, туда и обратно, туда и обратно, меняясь с товарищами, при пятидесятиградусной жаре.
Вокруг, куда ни посмотри, барханы и барханы из наносных сыпучих песков, которые во время «афганца» так поднимаются в воздух, что неба не видно: от пыли стоит сплошная мгла, и барханы меняют очертания, переползают на другое место, чтобы сбить с пути караван, путешественника, оказавшегося в этих гиблых местах.
Жестокая природа, жестокое место. Вокруг песок и песок. Горы песка, грядами, как волны, идущие друг за другом до самого горизонта, покрытые редким, казалось, высушенным до звона костлявым саксаулом.
Шестьдесят шагов красноармейца Панченко — это что-нибудь сорок-сорок пять метров глубины колодца. Триста ведер до прихода отряда Масленникова вычерпал Приданников. Воды хватило лишь по одному котелку на человека и по одному ведру на коня, в то время как нормально конь пьет несколько ведер сразу.
Еще подходя к колодцу, командир полка разрешил открыть фляги и некоторое время наблюдал, как бойцы и командиры его отряда, едва отпив два-три глотка, отдавали воду коню, точно так же, как это было на тактических учениях, последний раз — в районе Змухшира.
Он и сам, спешившись, протянул своему Пирату флягу с отвинченной крышкой, и тот стал тянуть из нее воду, как из соски, хотя в другое время, осмелься кто-нибудь предложить ему флягу, тут же перекусил бы.
Как ни поворачивай дело, а приходилось ждать караван. Но и караван, отдав воду отряду, не мог здесь, на колодце Холыбай, пополнить запасы.
Вместе с командирами дивизионов Воробьевым и Самохваловым, секретарем партбюро полка Быбой Масленников обошел бивак, выслушал рапорты.
Только отделенный командир Черевко доложил:
— Товарищ командир полка, в первом пулеметном все здоровы. Происшествий нет. Есть один легкий набой, сделал беспартийный Голобородько.
— А если беспартийный, — спросил Быба, — выходит, можно коню спину набивать?
— Никак нет, — ответил Черевко. — Мы уже взяли Голобородько в оборот. Отвечаем за него всем отделением, потому что он весь дивизион назад тянет.
— Что ж… И ответите. Полной мерой ответите, — не очень-то приветливо пообещал Масленников, хорошо зная Голобородько как бестолкового и расхлябанного бойца.
Черевко ничего не сказал, только еще больше вытянулся по стойке «смирно».
В других отделения и взводах набоев не было, больных тоже — значит, не зря прошли месяцы тренировок, выходов в пески.
Вернувшись к колодцу, где бойцы продолжали гонять взад и вперед верблюда, добывая горько-соленую, но такую драгоценную воду, командир отряда созвал совещание начальствующего состава, развернул карту.
Отправленная Приданниковым разведка доложило, что означенный на карте колодец Хан-Кую в четырнадцати километрах к югу не найден.
— Позовите Кабула, — приказал Масленников и, когда старшина проводников подошел, спросил его: — На карте колодец Хан-Кую есть, на месте его нет. Что можешь сказать?
— Выходит, я плохо знаю пески, — все еще переживая свой конфуз с выходом к колодцу Холыбай, начал было проводник (бровь его запрыгала чаще), но командир полка сделал нетерпеливый жест:
— Давай по делу. Скажи, что знаешь о колодце Хан-Кую? Почему на карте он есть, а в пустыне его нет?
После долгих объяснений Кабула наконец установили, что колодец называется, по его словам, не Хан-Кую, а Бал-Кую — это означает «Медовый колодец», настолько там была прекрасная питьевая вода. Но только лишь «была». Пять или шесть лет прошло, как колодец засыпали басмачи. Другие колодцев поблизости нет.
— Товарищ командир полка, радиограмма! — доложил, подбежав к совещавшимся начальникам, радист Веленгуро. — От командира добротряда Классовского! «Банда Ахмед-Бека, Дурды-Мурта засыпала колодец Докуз-Аджи, ушла на северо-запад. Колодец восстановил, выхожу по следу банды. Классовский».
— Ну вот, теперь легче, — сказал командир отряда. — По крайней мере, напали на след. Так что будем делать, товарищи командиры?
Все молчали, зная, что без воды много не навоюешь. Транспорт, придя на Холыбай, и за сутки не пополнит запасы.
Участники совещания понимали, что, задавая вопрос, командир полка уже принял решение.
Решение он действительно принял.
— Вам, Приданников, — приказал он командиру милицейского дивизиона, — вести непрерывную разведку колодцев на юго-восток и юго-запад… Красноармеец Веленгуро, передайте начальнику тыла… — Командир полка набросал текст радиограммы:
«Начальнику тыла тов. Рекуну, командиру взвода Голованенко (оба вели основной ташаузскнй транспорт — караван из двухсот пятидесяти верблюдов). На Холыбае не задерживаться. Пустые бочата заполнить водой, напоить верблюдов и направляться по моим следам. Обращать внимание на выставленные стрелы-указатели из саксаула и на вехи с записками на господствующих сопках. Движение вести из расчета пять километров в час, двигаться непрерывно четырнадцать часов в сутки, останавливаться на десять часов для кормления верблюдов». И размашисто подписал радиограмму: «Масленников».
— А теперь, — обратился он к Масько и Быбе, — собирайте людей. Подведем первые итоги марша.
В который раз уже он подумал, что все было бы иначе, если бы отряд располагал караваном полноценных верблюдов. Сейчас же получалось, что он должен рассчитывать только на тот запас, какой могут взять конники с собой, да еще на «энзэ» в двенадцать литров, которые вез с санчастью старший врач полка Хорст.
В течение нескольких минут бойцы были собраны, митинг открыл помполит Масько. Слово взял командир полка, он же командир отряда.
— Первые дни марша показали, — сказал он, — что только строжайшая водная дисциплина, сохранение коней, сбережение оружия позволят нам выполнить боевую задачу. Без разрешения командиров ни одного глотка воды, ни одного сухаря, тем более ни одной банки консервов!..
После командира полка говорил помполит Масько:
— Мы ведем борьбу с басмачами в тревожное время. Классовая борьба разгорается не только у нас, в Средней Азии, но и во всем мире. Если здесь все еще пытаются действовать недобитые контрреволюционеры, байско-ханское охвостье, то на Западе поднимает голову молодое, но уже требующее крови и жизненного пространства, самое уродливое детище империализма — фашизм. В Германии льется кровь. Тюрьмы забиты коммунистами. Наши немецкие товарищи по классу ведут неравную борьбу против ставленников мирового капитала. Поэтому, товарищи, я предлагаю, взяв на себя самые высокие обязательства, называть наш отряд имени Германского пролетариата.
После того как единогласно было принято это предложение, выступал Быба, другие командиры и бойцы, врач полка Хорст. Слушая выступления командиров и бойцов, Масленников думал, как обеспечить отряд водой перед боем. И едва ли он думал о том, что не пройдет и десяти лет, как ему придется возглавить не полк и не бригаду, а дивизию, армию, фронт и насмерть биться в сражениях огромного масштаба с тем самым германским фашизмом, о котором говорил сейчас на митинге в пустыне помполит Масько. Все его мысли были направлены на одно, такое незаметное в обычной повседневности и такое необходимое для жизни вещество, как вода.
После митинга, так и не дождавшись каравана, выступили в направлении колодца Бал-Кую. Положение резко изменилось: Классовский напал на след банды, а это значило, каждый час может начаться бой, и еще это означало, что положение с водой становилось все опаснее.
Из отверстия колодца с таким обнадеживающим названием, как «Медовый», подозрительно несло зловонием, доносилось приглушенное покашливание, словно у спустившегося туда верхом на палке, обвязанного веревкой под мышками старшины проводников Кабула першило в горле. Дернув за веревку, он дал сигнал поднимать его наверх, хотя спустился всего на какой-то десяток метров, и очередной погонщик, как бойцы в шутку называли — «верблюжий шофер», погнал «тягло» от колодца.
Сначала в черной дыре, над которой кто-то еще в давние времена положил на козлах толстый ствол саксаула, показалась тюбетейка, ловко сидевшая на вытянутой вверх седой голове Кабула (папаху-тельпек Кабул предусмотрительно снял перед тем, как спускаться в колодец), затем и сам знаменитый проводник, «король песков» Кабул.
Стоявшие поблизости красноармейцы бросились, чтобы помочь старику выбраться на поверхность (Быба удерживал другой конец веревки, подстраховывал его), но проводник с неподдельным ужасом замахал руками, давая понять, чтобы все отошли подальше.
С помощью переводчика Масленников понял: проводник боится, что старый колодец, который несколько лет никто не ремонтировал, обвалится и похоронит его на сорокаметровой глубине вместе с «кизил-аскерами».
— Отойдите от колодца, — скомандовал Масленников и сам помог Кабулу встать на ноги.
Тот отряхнулся, с брезгливым видом понюхал рукав халата и, только водрузив на голову баранью папаху-тельпек, безучастно сказал:
— Су ёк.
Всем и без переводчика было ясно: «Воды нет».
— Ёк-то ёк, — передразнил Кабула Быба, — а почему ты не полез до самого дна? Чуть опустился и давай веревку дергать, чтоб тащили наверх?
— Воздух плохой, можно задохнуться. Если ты такой смелый, сам полезай, — ответил Кабул.
Быба тут же принялся сбрасывать с себя гимнастерку, отдал поясной ремень и документы, всякую карманную мелочь стоявшему тут же командиру дивизиону Самохвалову, а Масленников исподволь окинул взглядом свое расположившееся вокруг колодца в некотором отдалении, истомленное зноем и жаждой войско: исхудавшие, почерневшие от зноя и ветра лица, налитые кровью глаза, потрескавшиеся, кровоточащие губы, тяжелое, прерывистое дыхание. Лошади стояли, опустив головы, под палящими лучами солнца, раскрывая от жажды пасти, высунув набок черные вспухшие языки. Его собственный Пират смотрел такими печальными глазами в лицо, тянулся сухими губами к фляге, что командир полка не выдержал, отвел взгляд. Бойцы, а глядя на них, и кони разрывали песок у основания стволов саксаула, там он был хоть немного влажным и прохладным.
Быба уже обвязывал себя веревкой, усаживался на перекладину.
— Су ёк, бу майды, — снова сказал проводник.
— Воды нет и не будет, — перевел Быба. — К вечеру, старина, будешь пить из этого колодца чистую су.
— Я тридцать лет вожу караваны в пустыне, — с достоинством сказал Кабул. — Не знаю случая, чтобы колодец отрыли за три дня. Надо восемь дней.
— Это вам надо восемь дней, а нам надо скорей, восемь часов, — уже спускаясь в колодец, парировал Быба. — Знаешь, как наш любимый вождь сказал? Нет таких трудностей! Вот мы и оправдаем его слова!
— Скажи, Кабул, — спросил Масленников, — что легче, этот колодец откопать или новый вырыть?
Старик подумал и сказал:
— Этот скорей…
На лицах проводников унылое равнодушие, никто не верит в успех дела. От ближайшей рощицы саксаула донесся возглас:
— Врача!
Уже с третьим или четвертым случился солнечный удар: запрокинутые назад головы, останавливающееся дыхание, все тело сотрясают судороги.
Распоряжения отдавать не надо: там уже хлопочет Хорст с лекпомом Павликовым… А ведь еще не только в бой не вступали, до противника не дошли.
Масленников приказал радисту связаться с Классовским, запросить Ашхабад.
Из Ашхабада поступил встречный запрос: «Почему вышли на Хан-Кую? Ваше направление к северо-востоку от Холыбая».
— Товарищ командир полка, — доложил Веленгуро, — радиограмма от Классовского.
Масленников расшифровал текст. Классовский сообщал: «Ваше движение на Докуз-Аджи нецелесообразно: разойдетесь с бандой. Иду от Докуз-Аджи на северо-восток, прошел двадцать пять километров, следы банды идут северо-восточнее».
«Тут вообще, пока не будет воды, никуда не выйдешь», — невольно подумал командир полка.
— Самохвалов, — вызвал он командира дивизиона, — что там с колодцем?
— Товарищ командир полка, — официально доложил Самохвалов, — первый взвод организовал ударную бригаду имени Героического германского пролетариата, вызвал на соцсоревнование остальные взводы. Быба спустился на дно колодца, прислал записку: «На дне колодца два дохлых верблюда. Воды нет, но, считаю, отрыть можно».
Как раз в это время всё с помощью той же веревки и тягла в виде верблюда бойцы вытащили из отверстия колодца дохлого собрата «корабля пустыни». Живот верблюда лопнул, вокруг распространился ужасающий смрад.
«Не задохнулся бы там Быба», — невольно подумал Масленников. Не успел он подумать, как второй верблюд, едва показавшись из отверстия, стянутый веревкой, лопнул прямо над колодцем, и вниз хлынула черная вонючая жижа. Смрад стал нестерпимым.
Масленников, чувствуя, что почва колеблется под ногами (вот-вот обвалится), наклонился к отверстию:
— Максим Николаевич! Как ты там? Живой?
— Ничего! Мимо пролилось! Чуть задело! — глухо донеслось из колодца. — Отрыть можно!..
Командир полка видел, как истово молились проводники, оправдываясь, видимо, перед аллахом в таком святотатстве: колодец осквернен, как теперь пить воду?..
«Ничего, аксакалы, еще как будете пить, только бы очистить», — разозлившись на «бесплатное приложение» к отряду, подумал Масленников.
У колодца дело шло споро. Командир первого дивизиона Самохвалов с часами в руках точно засекал время, чтобы бойцы, принимавшие от Быбы ведра с черным вонючим песком, вовремя сменяли друг друга.
Командир полка, предоставив им выполнять работу, которой должно было хватить чуть ли не на полсуток, отправил дозор под командованием сверхсрочника командира взвода Криулина с задачей наблюдать за местностью на дистанции в пятнадцать километров. Затем выслал отделение из взвода Бабичева с задачей «освещения» местности в радиусе тридцати километров. По радио отдал распоряжение бывшему где-то на подходе ханкинскому транспорту отобрать семьдесят лучших верблюдов и подготовить их для сопровождения разведотряда, который должен был выйти наперерез банде.
В разведотряд вошли два кавалерийских сабельных взвода, полувзвод стрелков, при нем станковый пулемет.
Вести разведотряд Масленников поручил командиру второго дивизиона Воробьеву.
Наблюдая, как идет дело у колодца, надеясь и боясь надеяться, что неутомимый Быба, который вот уже больше часа не поднимался на поверхность, в конце концов докопается до воды, Масленников ставил перед Воробьевым задачу, ориентировочно предполагая, что банда Ахмед-Бека и Дурды-Мурта выступила на северо-восток от колодца Докуз-Аджи, найти следы банды, настичь ее и задержать до подхода полка.
Если банда будет уходить в сторону культурной полосы, не допускать ограбления аулов.
— Ежедневно от двадцати одного часа до двадцати трех, — заканчивая инструктаж, сказал командир полка Воробьеву, — держать со мной радиосвязь. Белая ракета в направлении на Хан-Кую — немедленно возвращаться. Красная ракета — местонахождение отряда Хан-Дарьи — Классовского… В случае ухода отряда с Хан-Кую, — добавил он, — двигаться по моему следу.
На господствующих, высотах отряд будет оставлять сложенные из саксаула стрелы. Острие стрелы покажет направление моего движения. На Хан-Кую оставим для вас в условленном месте двухсуточный запас продовольствия.
В вашем составе, — в заключение сказал Масленников, — для политобеспечения пойдет, как только закончит работу в колодце, товарищ Быба…
Командир полка снова подошел к колодцу, наклонившись, крикнул в зияющий провал:
— Максим Николаевич, живой?
— …о-о-ой-ой, — донеслось из темноты, где-то далеко внизу мерцал слабый свет. — Живой! — повторил Быба. — Только чертовски замерз. Дьявольский холод! Я весь закоченел!
— Так вылезай, сейчас пошлем тебе смену!
— Не-е-е-ет, — возразил принципиальный Быба. — До воды я должен сам докопаться!
Из колодца все тянули и тянули черную вонючую грязь с запахом тухлых яиц. Командиры немного не уследили, и некоторые стали сосать через платки эту воду. Масленников тут же пресек это занятие.
У колодца шел спор. Спорили пулеметчик Звенигора и боец сабельного взвода Гомоляк, кому лезть вниз.
— Я член партии, я полезу после Быбы.
— Я беспартийный, так мне и в колодец нельзя?
Побывали в колодце и Звенигора и Гомоляк, каждый по часу, непрерывно подавая наверх ведра с жидкой грязью, затем снова туда опустился Быба, который оставался там тоже не менее часа, пока не подняли наконец первое ведро чистой питьевой воды. Хорст сделал анализ, вода оказалась лучше, чем в большинстве арыков и родников культурной полосы. Быба не преминул поднести кружку с таким трудом добытой воды через восемь с лишним часов непрерывного тяжелейшего труда старшине проводников Кабулу.
— Су якши… Бал су… — только и проронил тот, пораженный вместе со своими соотечественниками совершенным в их присутствии беспримерным подвигом.
Командир полка приказал начать раздачу воды с пулеметных взводов, а Самохвалову точно засечь время. За сорок пять минут успели дать воды по ведру лошадям, залить фляги взвода станковых пулеметов, двух кавалерийских взводов. Темпы были невысокие, но сейчас весь вопрос был лишь во времени: воду добыли, оставалось успеть запастись ею и напоить коней до выхода наперерез банде, преследуемой Классовским.
Разгадать замысел Дурды-Мурта и Ахмед-Бека было нетрудно: они стремились увлечь отряды Масленникова и вспомогательный Классовского в глубь песков, измотать безводьем и с обессиленными расправиться.
Теперь-то была надежда, напоив бойцов и коней, со свежими силами продолжать преследование. Но верхом на коне много запаса не возьмешь, караваны — и хивинский, и ханкинский, и главным образом основной, в двести пятьдесят верблюдов, ташаузский — никак не могут догнать отряд. Где-то позади тащится орудие.
Часов около одиннадцати утра, когда солнце стояло уже высоко и жгло немилосердно, дежурный радист Осипов передал радиограмму от Классовского:
«46 километров северо-восточнее Докуз-Аджи веду бой с шайкой Дурды-Мурта. Шайка проявляет активность. Двигайтесь на помощь. Когда выступаете? Классовский».
Прочитав радиограмму, командир отряда вызвал к себе проводников, приказав радисту потребовать от Классовского точной градусной ориентировки от колодца Холыбай.
— Ну что, — обратился он к «королю песков», когда тот, заметно повеселевший после выпитой воды, подошел к командиру, — сможешь вывести нас точно в этот район? — Он указал пункт на карте.
Некоторое время Кабул, пытаясь удерживать прыгающую бровь, что, как теперь знал Масленников, означало волнение, всматривался в карту, как будто разбирался в ней, затем, вздохнув, признался:
— Начальник, этой местности мы не знаем…
Правду ли он сказал или не хотел вести отряд — дела это не меняло. Ничего не оставалось, как без проводников и без караванных троп, напрямик через пустыню идти на сближение с бандой на помощь «вошедшему с нею в соприкосновение» добротряду Классовского.
Единственное, что его успокаивало: отпадала необходимость высылать разведгруппу, которая теперь вливалась в основной состав отряда. Ей уже дан был приказ на седловку. Классовский хоть и не мог самостоятельно разгромить двести пятьдесят джигитов Дурды-Мурта, но висел на хвосте у банды, наводя на нее основные силы, дожидаясь подхода Масленникова, рассчитывал, что Ахмед-Бек и Дурды-Мурт не станут сейчас останавливаться для того, чтобы разделаться с добровольческим отрядом, поскольку и хорошо поставленная разведка бандитов, и активность Классовского говорили о движении по пескам вслед за бандой крупного воинского соединения.
Но в том-то и состояла суть дела, что по пескам опять приходилось идти, преодолевая бездорожье, почти без воды, не успев даже напоить лошадей, сколько-нибудь отдохнуть самим. Радисты снова принесли сообщение Классовского: «Веду бой 60–70 километрах от Хан-Кую юго-юго-восток, градусы 115–120. Когда выступаете?»
Прочитав текст, Масленников приказал радисту:
— Зашифруйте и передайте Классовскому: «Выступаю в двенадцать ноль-ноль по указанному градусу. Слушайте меня в двадцать часов. Наступлением темноты выбросьте две ракеты, зажгите сигнальный костер».
Водопой, скомканный и торопливый, еще продолжался, когда командир полка с группой разведотряда, в первую очередь получившего воду, двинулся строго по азимуту, проверяя направление сразу тремя компасами, строго на восток.
Крутые песчаные перевалы с монотонным однообразием идущие поперек движению с юга на север, создавали серьезное препятствие, заставляя отряд то подниматься на гребни, то опускаться в низины. Бесконечное количество ям, черепашьих нор, сыпучий, поглощающий ногу до середины голени песок, палящее полуденное солнце — все это как будто нарочно испытывало предел человеческих возможностей.
Сопка за сопкой, гребень за гребнем, снова в низину и снова на песчаный перевал, под хриплое дыхание измученных лошадей, с мутящимся сознанием, то в седлах, то ведя коней в поводу, обжигая руки о металл, чувствуя и сквозь подошву сапог раскаленный песок, отряд шел и шел, как будто это были не люди с живой плотью и кровью, не кони, падавшие от усталости и безводья, а одни лишь сгустки воли, державшиеся лишь всепобеждающим духом.
Пала одна, а затем и вторая лошадь. Их пристрелили. Потом — почти одновременно еще две. Бойцам пришлось пересесть на верблюдов, десятка полтора которых, получавшие усиленный рацион и воду, несли только самое необходимое: пулеметы, боеприпасы, неприкосновенный запас.
Наступила ночь, сразу, как это бывает в Средней Азии, но и темнота не принесла облегчения. Непрерывное наблюдение за восточной частью горизонта не дало никаких результатов. Горизонт освещался лишь блеском звезд да желтым светом восходящей луны.



Источник: http://www.e-reading-lib.com/bookreader.php/1005479/Pogranichniki.html
Категория: Сборники | Добавил: 1989 (14.07.2013) | Автор: Олег E
Просмотров: 1292 | Теги: Средняя Азия, Хорезм, пограничник, ОГПУ, Масленников, басмачи, Мерв, Туркмения, басмачество, граница
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]

Copyright © ПВ Афган 08.07.2006-2024
При использовании материалов сайта ссылка на //pv-afghan.ucoz.ru/ обязательна! Хостинг от uCoz