Операция с самого начала не сложилась. То ли подготовились плохо, то ли ещё что, только карт на всех не хватило. Перед вылетом я в срочном порядке снимал для себя кальку. Ориентироваться по такой схеме было весьма затруднительно.
Как неоднократно бывало, Талуканская ДШ была в резерве. Это только звучит красиво - резерв. А на самом деле ни разу не отдыхали, только проблем больше. Обязательно выбросят в тот же день: или на голову басмачам, или для усиления флангов. Операции обычно с утра начинаются часиков в 9 - 10, а резерв после обеда летит. Когда все вместе высаживаются, то видят соседние площадки, ориентироваться легче. А когда тебя одного выбрасывают, то непонятно, где соседи, локтевой связи нет. Ещё один минус - войска к обеду уже по каски закопались, а тебе заниматься инженерным оборудованием местности предстоит уже ночью.
Так было и в тот раз. Выбрасывали нас в обед. Заставу везли на четырёх бортах. Перед высадкой лётчики обработали площадку из пулемётов. Никакого движения, ни одного выстрела в ответ. Три борта высадили группы посреди поля, вернее, на рисовых чеках. А меня бросили через дорогу. Вдоль дороги шёл дувал с метр высотой. Бойцы высыпались веером, изготовились и лежат, ждут, пока рюкзаки выкинут. Борты спокойненько улетели, а нас начали потихоньку обстреливать. Со мной был расчёт СПГ-9. Они развернули свою трубу и начали бить по близлежайшим домам. Замполит докладывает, что голову поднять невозможно. На той операции Володя Тильга был замом со 2-й заставы. Пытаюсь выйти на связь с соседями. Ответил только Валентин Медведев с Пянджской ДШ. Нас со всех сторон обстреливают, кроме этого направления. Посадили нас в стык между Пянджской и Керкинской ДШ, фланги разошлись, и между ними образовалась дыра.
Бойцы, прячась за мешками, ведут огонь, а отойти к дороге не в состоянии. Передвигаться могла только часть моей группы. Замполит докладывает: один раненый (рядовой Георгий Калинку). Беру фельдшера, тогда сержант Мащенко медиком был, расчёт ПК. Классные ребятки из разведвзвода - Алмаз Сулейманов и Коля Чепурной, связиста, ещё пару человек... И пытаемся пробиться к ним. Остальная часть группы ведёт бой, держит свой сектор. Не успел к дороге выйти -второй раненый. И тоже в голову. Гончаров Руслан пытался басмачей из АГС-17 накрыть, тут его и ранило. А у Олейника подствольник был. Он приподнялся на колено и тоже стал хорошей мишенью. У обоих ранение в голову сбоку в затылочную часть. Снайпер стрелял с фланга.
Фельдшер и бойцы с носилками выйти из-за дувала не могут. Мы делаем «море огня», чтобы их протолкнуть, но не получается. Только высовываешься из-за дувала - сразу очередь перед головой. А боеприпасы у моих заканчиваются. Остальные патроны в цинках, в вещ¬мешках посреди поля. Пытаюсь выйти на командование, миномёты вызвать, помощи попросить - никто не отвечает. Как потом оказалось, ПКП тоже накрыли, руководителя ранило и его эвакуировали. Патовая ситуация, не знаю что делать.
Но есть Бог на свете. Слышу гул где-то в стороне пролетающих бортов. Мужики сразу в эфире откликнулись. Спрашивают, как меня найти. Объяснить по кальке не могу. Говорю: «Летите вдоль блока - найдёте". Подлетели, обозначили мы себя ракетами и дымом. Спрашивают, где противник. Отвечаю: «Заходи на солнышко и метров 150 - 200 дальше» . Классика. Первый отработал. Второй заходит на боевой и по нему очередь. Борт остановился, покачался, провернулся вокруг своей оси, завалился на бок и упал. Клубы пыли, в 5 метрах ничего не видно. Бой прекратился, никто не стреляет, и тишина... Бойцы лежат заторможенные, С открытыми ртами, в шоке. Думаю, надо использовать момент, и гоню санитаров за ранеными. А по радио кричу, чтобы быстрее народ за дувал отползал. Кстати, я заметил, что в этом состоянии солдат чётко выполняет все приказы, как зомби, не раздумывая. Такая, наверное, психология человека. Бойцы откатились, раненых вынесли, боеприпасы подносят.
Борт от нас упал в метрах 150 - 200. Смотрю, к нему другая «вертушка» подсаживается и улетает. Я подумал, что она экипаж забирала. Я был уверен, что сбили Ми-8. Но в воспоминаниях вертолётчиков утверждается, что это был «горбатый». Теперь я не уверен. Может быть, аберрация памяти. Да и больше 20 лет прошло. Тем более контузия даёт о себе знать.
Дальше - больше. Тут наконец прорезался голос командования. Представляю состояние в штабе: двое тяжёлых, и борт сбили. Доложил обстановку, санитарный борт запрашиваю. А начальник мне говорит, что экипаж остался у вертолёта и санитарный борт будет один, в общем, спасать летунов надо. А я как представлю, что к борту идти надо, как раз через всё поле, где наших парней ранило...
Замбоем у меня был новый командир разведвзвода. Он Андрюху Одиянко менял. Фамилия, кажется, Седяков, но точно не помню. Приводит он к нам экипаж. Все целы и невредимы. Только бортмеханик хромает. При падении борта пулемёт в землю вогнало и турелью придавило ногу. А так - ни одной царапины. В рубашках, видать, родились.
И тут началась операция возмездия. Прилетело бортов 20 - 30. Я думал, вся авиация КСАПО была там. И закрутили карусель. Зрелище - неописуемое! Тучи «вертушек» в карусели кружатся, и по сторонам ещё отдельно «горбатые» парами ходят. Я такого больше в жизни не видел. Ни до, ни после. «Адская карусель». Борт из этого хоровода вывалится, «отнурсует», отстреляется - и опять в хоровод. Ни на одном авиа-шоу не покажут. Это как в американском кино, когда полицейского ранят, то собирается вся полиция штата и мочат всех подряд. Также и здесь. Я даю целеуказание, а радиостанцию отдал командиру экипажа, передавать своим. Обычно ведь как бывает, летуны никогда туда не стреляют, куда ты просишь. Думают, им сверху видней. И одно дело, когда ты говоришь: «Мираж-08», ответь «Рамке-24». Другое дело, когда говорит твой друг: «Серёга, влево 0-20, дальше 100». И Серега со всей пролетарской ненавистью...
Когда загружали раненых, они ещё были живы.

Мы построили мощную оборону, сделали баррикады поперёк дороги. Настоящая «Брестская крепость». Одна группа охраняла вертолёт. Но после такого авиаудара нас больше не беспокоили.
Стемнело. Сверху поступает команда уничтожить систему опознавания «Кто ты - я свой», снять «испанку», ещё что-то. По радио объясняют, что где находится, а мы здесь ищем. С опознаванием быстренько справилась 200-граммовая шашка тротила. А со всем остальным до утра мучались. Был у меня командир отделения со 2-й заставы по прозвищу Профессор. До армии на автосервисе работал. С большим удовольствием он с гаечными ключами ползал по «вертушке». Не смогли только пушку снять.
В последний вечер операции поступила команда борт взорвать. Народ посадил в касках в окопы да ещё вещмешки сверху держали. Взрывал борт я с сапёром, которого все величали Батя. Кило и 800 грамм тротила. При падении нижняя бронеплита отошла и обнажились ещё полные бензобаки. Взрыв был мощный, все площадки слышали. От горючки образовался гриб, как при ядерном взрыве. С утра осмотрели: от «вертушки» остались полтора метра хвостовой балки, покорёженная кабина и оплавленный двигатель. Между ними - пустота. А из мотора ещё вытекал металл, и лужи его горели ма-леньким сине-жёлто-зелёным пламенем. Так что своими я руками подорвал советский вертолёт.
Пространный получился рассказ, но как будто заново всё пережил. Да, жаль ребят. Но они погибли в бою, а не в пьяной драке. Погибли не по дурости или из-за ошибок. Нет. Просто был бой. А в бою бывают потери.

Вадим РУМЯНЦЕВ «Граница России» №44 (690) ноябрь 2008

Олейник Владимир Витальевич

Калинку Гергий Федорович