Совсем недавно, в очередную годовщину вывода советских войск из Афганистана, на сей раз не круглую, но оттого не менее значимую, мы, ветераны той войны, по доброй традиции встретились, чтобы пожать друг другу руки, посмотреть в глаза, выпить по чарке и вспомнить. Вспомнить то, что, в общем-то, и забыть невозможно, настолько ярко, эмоционально и рельефно запечатлелись эти события в нашей памяти…

Прощай, Чита! Здравствуй, Бурундай!

Алма-Атинский отдельный авиационный полк, заместителем командира 2-й авиаэскадрильи по политчасти которого, с легкой руки моего предшественника подполковника Н. Богомолова, рванувшего на повышение, меня назначили в 1985 году, был хорошо известен в авиации погранвойск. И не только тем уникальным обстоятельством, что в нем ежедневно под руководством начальника штаба подполковника П. Корнева в теплое время года проводилась утренняя физзарядка, а зимой — лыжные состязания с участием всех офицеров и прапорщиков. Этот старейший полк, созданный приказом ОГПУ еще в 1932 году, прошел действительно славный путь и по праву гордился своими боевыми и служебными традициями. Здесь стали на крыло, выросли и возмужали сотни настоящих воздушных асов, явивших образцы мужества и героизма сначала в боевых операциях по уничтожению китайских бандгрупп, а затем и на фронтах Великой Отечественной.

Именно в нашей части в 1970-х под руководством командира полка Н. Рохлова (впоследствии заслуженного военного летчика СССР, генерал-лейтенанта, заместителя председателя комитета по охране государственной границы – начальника авиационного управления) впервые были освоены боевые возможности вертолетов в горных условиях. И опыт этот, по сути, бесценный, разумеется, стал достоянием всех авиационных подразделений пограничных войск. Уже в 1979 году летчики полка приняли активное участие в боевых действиях в Афганистане, а 30 октября 1982 года после операции в Джавайском ущелье трое из них не вернулись на базу: это был экипаж вертолета Ми-8, на борту которого находились командир звена майор В. Лазарев, старший летчик-штурман лейтенант С. Белкин, бортовой техник прапорщик Л. Полушкин…

Простившись с семьей, которой предстояло самостоятельно перебираться к новому месту службы, я вылетел из Читы в Алма-Ату, отчетливо осознавая, что в ближайшее время мне придется перешагнуть границу, разделяющую целые этапы моей жизни. Хотя и не предполагал, что сделать это придется, как говорится, на ход ноги, поскольку изначально наивно рассчитывал на некий адаптационный переходно-подготовительный период. Но на войне свои законы…

Увиденное по прибытии откровенно порадовало глаз: поселок Бурундай, где в восемнадцати километрах от Алма-Аты находился наш гарнизон, утопал в сочной зелени листвы и благоухал весенним разноцветьем, а окрестности устилали ярко-красные ковры, сотканные из тысяч бутонов цветущего мака. Настроение было приподнятым еще и оттого, что разместился я в благоустроенной «генеральской приежке», а не сегодня-завтра меня ожидал переезд в отличную двухкомнатную квартиру: я уже предвкушал, как обрадуются этому жена и дети.

Еще в читинской эскадрилье, общаясь с сослуживцами, я получил начальное представление о буднях пограничной авиации в Афганистане. Эти летчики в разное время прикомандировывались к душанбинскому или марыйскому полкам и в течение одного-двух месяцев воевали в афганских горах. Знал я, конечно, и о том, насколько сложной и опасной была эта поистине боевая работа: тремя годами ранее мы проводили в последний путь экипаж читинской эскадрильи в составе командира звена вертолетов Ми-8 капитана В. Самарокова, старшего летчика-штурмана звена капитана А. Королева, старшего техника звена капитана М. Лабы и бортового механика прапорщика Ю. Двоеложкова. В июле 1982 года им довелось участвовать в операции по ликвидации бандформирования в ущелье Шардара, в 20 км восточнее кишлака Чахиаб. Выходя из очередной атаки, вертолет был подбит из крупнокалиберного пулемета, упал и взорвался. Тела погибших удалось эвакуировать на базу. Указом Президиума Верховного Совета СССР все они были награждены посмертно: Самароков — орденом Красного Знамени, его подчиненные — орденом Красной Звезды…

Проще стать в строй, чем вровень

Экипажи вертолетов выполняли боевую работу вахтовым методом. Как правило, на Гульхане (так назывался приграничный афганский населенный пункт, неподалеку от которого расположился советский гарнизон — авиация, пограничные подразделения и ДШМГ) находилось несколько экипажей, сменявшихся через месяц-полтора. При необходимости, к примеру накануне крупной операции по уничтожению душманских формирований, на Гульхане концентрировалось до тридцати и более вертолетов алма-атинского полка и уч-аральской эскадрильи. Кроме того, часть постоянно выполняла текущие задачи по охране государственной границы в зоне своей ответственности Восточного погранокруга.

Уверенный в своих силах, я ни секунды не сомневался, что быстро врасту в обстановку и освою новый участок службы. Оказалось, что не занимать мне было не только оптимизма, но и самонадеянности: первая же встреча с коллективом эскадрильи несколько остудила мой пыл. Как раз в это время полк, в том числе и значительная часть нашей эскадрильи во главе с майором П. Чиндиным, был в Афганистане, на очередной боевой операции. И поэтому временно возглавить эскадрилью поручили мне. В таком качестве я и прибыл на первое полковое построение.

Каково же было мое удивление, когда я, взглянув на своих немногочисленных подчиненных, оставшихся на базе, увидел преимущественно старших офицеров — майоров и подполковников. Как сейчас вижу лица С. Сабинина, Ю. Черникова, А. Слепова, Ю. Бочкарева, В. Талызина, Л. Кушнерова, В. Зайкова, Н. Недина, В. Панина… Последний, заместитель командира по инженерно-авиационной службе, к слову, был знаменит тем, что имел на все события собственную точку зрения, зачастую в корне отличавшуюся от официальной. Этот душевный и отзывчивый человек и отличный инженер, например, в свое время категорически отказался конспектировать известные труды генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева «Малая земля», «Целина» и «Возрождение»! О чем я тогда, конечно, еще не знал.

Но, разумеется, не только возраст и звания офицеров внесли в мое мироощущение некоторый психологический дискомфорт. Суть в том, что на мундирах абсолютно всех стоявших в строю я увидел солидные «иконостасы», включавшие в себя и медали «За отличие в охране Государственной границы СССР», «За боевые заслуги», «За отвагу» и даже ордена Красной Звезды, Красного Знамени, а у некоторых — и не по одному. Десятки пар глаз изучающее смотрели на меня. И с первого взгляда я понял, что административного и партийного ресурса для эффективного управления подобным коллективом мне, «не летчику», да еще и без боевого опыта, будет явно недостаточно. Призывным кличем и патриотическим лозунгом этих людей за собой не поведешь — нужно заслужить их доверие и уважение. Как? Альтернативы не было — предстояло стать таким же, как они. Что ж, лучшего места для самореализации, чем война, наверно не сыщешь.

А вскоре на служебном совещании сообщили о предстоящей боевой операции и моем назначении на период ее проведения заместителем командира авиагруппы по политчасти, которая в составе двух десятков вертолетов нашего полка и уч-аральской эскадрильи будет дислоцироваться в Ванче, приграничном с Афганистаном райцентре Горно-Бадахшанской автономной области. Возглавил авиагруппу начальник авиаотдела округа полковник А. Тимофеев.

Времени на сборы было в обрез, но не зря говорят: голому собраться — только подпоясаться. Прихватив походный комплект документов, личных принадлежностей и привившись в медсанчасти от всех заболеваний скопом, в конце августа 1985 года я вылетел в первую боевую командировку с экипажем одного из лучших летчиков эскадрильи кавалера ордена Красного Знамени майора В. Зайкова. Наша передовая группа на трех бортах должна была высадиться в аэропорту на берегу бурлящей горной реки Ванч и в сжатые сроки обеспечить подход, точнее — подлет основных сил. Впрочем, то, что официально именовалось аэропортом, на поверку оказалось обычной грунтовой полосой для «кукурузников» и избушкой, в которой размещался командно-диспетчерский пункт. Пришлось засучить рукава. К моменту прибытия основной авиагруппы палаточный лагерь был разбит, полевая кухня дымилась, источая аппетитные ароматы, и даже импровизированный летний кинотеатр был готов к приему зрителей.

Экипажи ежедневно вылетали на задания и наносили ракетно-бомбовые удары по укрепрайонам душманов. А в урочное время, равно как и вечерами в курилке, я постоянно общался с людьми, поддерживая их настрой, укрепляя дух. Конечно же, не лекциями о жизнестойкости марксистско-ленинских идей построения коммунизма и руководящей роли компартии в этом строительстве, хотя в ту пору, разумеется, мы не обходились и без этого, но в специальные часы плановых занятий. Впрочем, все зависело от конкретной обстановки. Помнится, в одной из командировок район дислокации гарнизона накрыл густой туман. Летно-технический состав бездействовал, что было чревато вполне предсказуемыми последствиями: несмотря на отрыв от родной земли, всегда у кого-то находилось средство для снятия стресса или профилактики желтухи. Дабы избежать «тихих праздников», мы не только проводили детальные разборы ранее выполненных полетов и десантирований, но и дружно конспектировали материалы очередного пленума партии.

В целом же в организации воспитательной работы в боевой обстановке никаких маразматических крайностей не было, вернее — почти не было. Мы не проводили по поводу и без повода партсобрания и митинги, не принимали повышенные соцобязательства под девизом «Каждую ракету — в цель», не произносили пафосных патриотических речей, что, впрочем, не исключало необходимости отработки конспектов по всем темам политподготовки, правда, лишь по возвращении из командировки. Зато люди с удовольствием обсуждали свежие новости, международную остановку, слушали радиоприемник на единственной доступной волне. Однако чаще всего это были просто беседы по душам: мы говорили об офицерском житье-бытье, о вреде длительного воздержания от общения с женщинами, о целесообразности и последствиях релаксации в боевой обстановке посредством употребления алкогольных напитков и о многом другом.

Большой популярностью пользовались киносеансы, на которых особое предпочтение отдавалось мультфильмам. Я никогда не расставался со своим, увы, беззвучным, но к счастью, безотказным 8-миллиметровым кинопроектором «Русь», а поскольку не всегда удавалось разжиться новыми фильмами, мы нередко крутили мультики сначала в классическом варианте, а затем задом наперед: зал просто рыдал от смеха.

Боевое крещение

Я понимал: для того, чтобы стать полноправным членом боевого коллектива, мало жить с подчиненными в одной палатке, есть за одним столом, переносить те же невзгоды полевой жизни… Вот почему спустя несколько дней я попросил заместителя командира полка по летной подготовке подполковника Н. Сергеева включить меня в состав экипажа на предстоящий боевой вылет. Николай Иванович выслушал меня столь же внимательно, сколь категорично отказал. Причем весьма аргументированно, заметив, что каждый член экипажа должен представлять собой функциональную боевую единицу. А потому, подытожил он, пока я не сроднюсь с бортовым пулеметом, о вылете и речи быть не может. И тут же поручил технику звена капитану Г. Годомичу вырастить из меня пулеметчика.

С поставленной задачей такой бывалый и опытный наставник, как Григорий Годомич, успешно справился за два дня, по истечении которых я вновь предстал пред ясные очи Николая Ивановича Сергеева. Вздохнув и укоризненно посмотрев на меня (в этом взгляде ясно читался один-единственный вопрос: «Оно тебе надо?»), он определил новоиспеченного пулеметчика в экипаж все того же майора В. Зайкова в качестве нештатного воздушного стрелка.

С того дня минуло более четверти века, а я и сейчас в мельчайших деталях помню свой первый боевой вылет. Потом счет им пошел на десятки — и в Ванче, и в Лянгаре, и в Ишкашиме, и на Гульхане — но первый был один. Прихватив с собой фотоаппарат «Зенит-Е», с которым был неразлучен, я расположился за пулеметом в хвостовой части Ми-8 МТ в готовности прикрывать заднюю полусферу вертолета при выходе из атаки и отстреливать по команде командира тепловые ловушки для защиты от ПЗРК, о чем и доложил по бортовой сети радиообмена, услышав в ответ: «Молодец, комиссар, пока отдыхай». За другим пулеметом, у сдвижной двери грузовой кабины, устроился бортмехник прапорщик Н. Недин.

Нашей группе вертолетов предстояло нанести ракетно-бомбовый удар по недавно выявленной и хорошо укрепленной базе душманов, о силах и средствах ПВО которой мы, увы, не располагали почти никакими разведданными. Минутная стрелка сделала полный круг по циферблату, когда мы наконец зависли над целью и сбросили бомбы. И тут вертолет, изменив траекторию полета, резко пошел вниз. В наушниках я услышал голос Зайкова: «Комиссар, готовься, работаем. На боевом!». Земля стремительно приближалась, и на секунду мне показалось, что уже ничто не сможет остановить наше падение. Как раз в это время командир начал обрабатывать базу НУРСами. В проеме люка, как на ладони, я увидел разбегающихся во все стороны «духов» и, не теряя времени, открыл огонь. Сделав вираж, вертушка взмыла вверх и пошла на второй заход, потом на третий… С каждым разом я работал все спокойнее и увереннее, периодически отстреливая тепловые ловушки. Но тут во мне заговорил политрук и, отпустив ручки пулемета, я схватился за фотоаппарат. Едва успел сделать пару-тройку снимков, как Зайков заложил очередной крен, и я, потеряв равновесие, совершил несколько невероятных кульбитов через голову по грузовой кабине и с грохотом приземлился у двери кабины экипажа. Заметивший меня краем глаза командир еще не успел закончить витиеватую идиоматическую фразу, адресованную мне, как я уже снова припал к пулемету и открыл огонь.

Потом мы с ним довольно часто со смехом вспоминали этот забавный эпизод. Но это было потом. А тогда я услышал по радио: «По нам работают!» и, выглянув в проем люка, увидел яркие вспышки выстрелов душманских ДШК. Очухавшись от удара, они решили взять реванш, да поздно спохватились: вертолеты обрушили на них свинцовый дождь, заставив замолчать, и, набрав высоту, взяли курс на базу.

В ту минуту я испытывал сложную смесь чувств, не последнее место среди которых занимала гордость, основанная на осознании того, что я все-таки справился с задачей и занял свое законное место в боевом строю.

На войну, как на работу

Правы ветераны: боевые задачи могут повторяться, но двух одинаковых операций быть не может — каждая из них по-своему специфична и неповторима. К примеру, высадка десанта в Зардевском ущелье 6 октября 1985 года, в которой участвовало 12 пар вертолетов. Для того чтобы перебросить многочисленную группировку сил на высокогорные площадки (до 3700 м над уровнем моря), с Ми-8 сняли почти все, что снималось, максимально облегчив полетный вес вертушки. Риски? Так на то и война! Их можно минимизировать, но не исключить. Нужно было видеть, как четко и слаженно работали летчики и десантники: деловито, без суеты, поскольку каждый солдат, как и учил Суворов, знал свой маневр. Несколько раз вертолеты возвращались на базу, принимая на борт новую партию пограничников. Все было продумано до мелочей, что позволило провести десантирование без потерь и обеспечить эффективную огневую поддержку действий в горах. Именно в этой операции экипаж вертолета Ми-24 в составе капитанов Н. Шкрябко и С. Логунова одним из первых применил тогда еще только-только поступившую на вооружение управляемую ракету «Штурм», которая, словно пуля в мишенную «десятку», влетела в пещеру, где скрывалась большая группа душманов с солидным арсеналом вооружения и боеприпасов.

В ряду повседневных задач, решаемых летчиками, были поиск и уничтожение вражеских караванов, перевозивших из Пакистана оружие через горные перевалы по тайным тропам. И мне довелось в составе экипажа капитана Н. Гаврилова принимать участие в подобной операции. Это был высший пилотаж: ракетно-бомбовым ударом вертолетчики виртуозно спровоцировали сход снежной лавины, которая всей своей массой обрушилась на душманский караван, уничтожив его в считанные секунды. Среди тех, кто мастерски использовал эту эффективную тактику, были кавалер ордена Красного Знамени заместитель командира полка подполковник А. Дорофеев, командир звена вертолетов Ми-24 капитан Е. Кузьмин, командир экипажа вертолета Ми-8 МТ капитан А. Петькин, майор П. Чиндин, награжденный орденами Ленина и Красного Знамени, и многие другие.

Весомую лепту в общий успех вносил и инженерно-технический состав полка: не сомневаюсь, что при необходимости они смогли бы не хуже лесковского Левши и блоху подковать. 8 октября 1985 года во время боевого вылета на десантирование вертолет попал под интенсивный обстрел «духов» и получил три десятка пробоин, сумев все-таки дотянуть до базы. От восхода до заката работали не покладая своих поистине золотых рук техник слесарно-механической группы старший прапорщик Б. Колодин и его неутомимые мастеровые механики, но вертушку в строй вернули. В другой раз на Гульхане поутру, во время запуска, вышел из строя двигатель вертолета майора В. Зайкова. Двое суток почти без отдыха трудились экипаж и группа инженеров и механиков под руководством когда-то не оценившего по достоинству брежневских трудов подполковника В. Панина, но с помощью немудреных технических приспособлений и весьма популярных в критической обстановке исконно русских выражений заменили неисправный двигатель.

А как-то, прикрывая огнем действия десанта, экипаж вертолета Ми-8 в составе старших лейтенантов С. Прибыткова, Л. Паршина и майора Е. Шабанова попал под швальный обстрел душманов. Один из двигателей заглох, и борт начал терять высоту, но экипажу удалось посадить машину на горную площадку. Летчиков благополучно эвакуировали на базу, и они, доложив о случившемся командиру авиационной группы на Гульхане подполковнику А. Ивахненко, предложили ему вернуть боевую машину на аэродром.

Не просто далось Ивахненко это решение — слишком рискованным был план, но, взвесив все «за» и «против», он дал добро. Спасательную экспедицию на паре вертолетов возглавили командир уч-аральской эскадрильи подполковник В. Захаров и офицеры нашего полка — командир 2-й эскадрильи капитан Н. Гаврилов и инженер 1-й эскадрильи майор В. Коваленко. После тщательной огневой обработки прилегающей к горной площадке местности сводный экипаж высадился у «раненой» машины. Под прикрытием с воздуха действовали споро и умело. Трудно сказать, удавалось ли кому-либо ранее отремонтировать двигатель вертолета в столь рекордно короткий срок, но моим сослуживцам это удалось, и на базу вернулись три борта.

Не покривлю душой, если скажу, что взаимовыручка в горячем небе Афгана была не просто обычным делом — это был непреложный закон нашей боевой службы. Бессмысленно считать, кто кого и сколько раз выручал из беды — мы все обязаны друг другу.

Как сейчас помню, 11 октября 1985 года Ми-8 с подполковником П. Корневым, лейтенантом Д. Сидиковым и прапорщиком О. Сигутиным на борту, груженный под завязку боеприпасами для пограничников, летел в паре с экипажем Ми-8 МТ в составе капитана Н. Гаврилова, старшего лейтенанта Ю. Черникова и старшего прапорщика Ю. Бочкарева. Позицию бортового стрелка в последней машине занимал я.

Неожиданно горы ощерились огнем, и почти сразу же вертолет Корнева загорелся и пошел на вынужденную посадку. Впрочем, это больше напоминало падение. Удар о землю был довольно сильным, но летчикам, получившим серьезные травмы и ушибы, удалось выбраться из машины и укрыться за камнями немногим раньше, чем начали взрываться боеприпасы. Решив завершить начатое, душманы усилили обстрел, постепенно приближаясь к экипажу Корнева.

Не раздумывая ни секунды, капитан Гаврилов поспешил на помощь товарищам. Пока мы с Бочкаревым поливали из пулеметов «духов», прижав их к камням, наш борт завис над головами попавших в беду сослуживцев. Приказав мне не жалеть патронов, Гаврилов передал управление Черникову, а сам вместе с Бочкаревым спрыгнул на землю. Через несколько минут все были на борту. Резко уйдя в сторону, вертолет буквально свалился со злополучной площадки вниз, чтобы тут же крутым виражом набрать высоту. Пока добрались до базы, успели оказать пострадавшим первую медицинскую помощь…

Прошло время, но и сегодня, как тогда, я горжусь своими однополчанами, которые ежедневно отправлялись на войну, как на работу, и, рискуя жизнями, в любой ситуации не теряли мужества, выдержки и самообладания.

Анатолий КУЛЕБА

Фото из архива автора