К «Орлиным гнездам»

Нa протяжении всей афганской войны пограничники выполняли особые, только им свойственные задачи. Мы демонстрировали своё присутствие, давая понять нашим недругам, что готовы пресечь любые провокации, направленные в сторону Советского Союза. Между тем делать это было отнюдь не просто. Потребовалась кардинальная перестройка и создание новых структур управления, причем за счет внутренних резервов и, что называется, на ходу. Сформировали мотоманевренные группы, обес­печили их всем необходимым для действий на той стороне. А отряды остались обескровленными: транспорта нет, складов нет, людей, которые бы всем распоряжались, тоже нет... Много неразберихи было, пока не появились оперативные группы.

Поначалу это были чисто временные образования. Для планирования той или иной операции и контроля за действиями мотомангрупп из офицеров Главка наспех сформировали оперативную группу. Причем прежних обязанностей с этих людей никто не снимал, свои внутренние дела казались тогда важнее. К тому же начальник погранвойск Вадим Александрович Матросов взял все афганские дела под личный контроль, «освободив» таким образом от ответственности всех остальных. Между тем обстановка требовала не поверхностного, а самого что ни на есть серьезного и профессионального подхода к событиям «на той стороне».

Пограничники всё больше втягивались в боевые действия, появились первые потери, многократно вырос объём задач. Всё это потребовало коренного пересмотра организации управления войсками. Были созданы две оперативные группы: в Душанбе — окружного и центрального подчинения — в Москве. Комплектование их офицерами было очень жёстким, случайные люди туда не попадали. А если и выявлялось в ходе работы, что тот или иной специалист по своим моральным или деловым качествам не отвечает установленным требованиям, с ним быстро расставались. В этом была простая логика войны: в руках офицеров оперативных групп, планирующих боевые действия, были ключи от жизней множества людей, рисковать которыми понапрасну они были не вправе. Думаю, многие матери потому и дождались своих ребят, что о судьбах их сыновей заботились люди неравнодушные и ответственные: генералы Иван Григорьевич Карпов, Николай Иванович Макаров, Геннадий Анатольевич Згерский, Владимир Иванович Шляхтин, Владимир Семенович Донсков, Николай Васильевич Бритвин, Валерий Михайлович Розов и многие другие. Афганское порубежье они знали не понаслышке: до назначения начальником опергруппы погранвойск Карпов и Згерский в разное время командовали Среднеазиатским погранокругом, Макаров — Закавказским, Донсков — Восточным. Досужие языки судачат, что генералы сидели в высоких штабах, ограждённые солдатскими штыками, минными полями и сверхпрочными укрытиями, афганские пули достать их не могли. Смею утверждать, что это было далеко не так. Я «отработал» с этими командирами в Афганистане свыше восьми лет — два срока Великой Отечественной. Сам был свидетелем, когда они оказывались в таких переплетах — мало не покажется! Руководя операциями, они почти всегда находились в боевых порядках действующих войск. А по боль­шому счету, и в этом мое глубокое убеждение, на войне хватает и доли секунды, чтобы испить ее горькую чашу сполна. Каждому должно идти в зачет, что был на войне, если он пусть даже несколько минут находился там, где велись боевые действия.

Между тем для некоторых генералов, как и для меня, афганская война явилась далеко не первым бое­вым испытанием. Маршал С.Соколов, генералы армии Варенников, С.Ахромеев были фронтовиками Великой Отечественной. А полковник Юрий Васильевич Бабанский, который также был в Афганистане не редким гостем, прошёл боевое крещение в 1969 году на острове Даманском. Оказавшись лицом к лицу с сильным и коварным врагом, не дрогнул, не отступил. Когда начальник заставы выбыл из строя, принял командование на себя и сумел вместе с товарищами отбить нападение противника. За проявленное мужество и героизм Бабанский был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. В Афганистане это был уже зрелый и опытный военачальник, к советам которого прислушивались и солдаты, и офицеры. Закончил свою службу Юрий Васильевич в звании генерал-лейтенанта.

Боевой стаж офицеров оперативной группы Среднеазиатского пограничного округа исчислялся не ми­нутами и не часами. Призванные осуществлять непосредственное руководство войсками «на той стороне», они проводили «за речкой» долгие недели и месяцы. А сколь необычными были эти командировки, говорит тот факт, что каждый из них был отмечен боевой наградой, а руководитель группы полковник Иван Михайлович Коробейников удостоен ордена Ленина. Позже он стал начальником войск пограничного округа, получил звание генерал-лейтенант. Не менее достойно показал себя сменивший его на боевом посту полковник Анатолий Нестерович Мартовицкий, ныне генерал-лейтенант. Бок о бок, рука об руку трудился и его заместитель Виктор Кузьмич Кудрявцев... На его долю выпала непростая задача по выводу войск из Афганистана.

Не все «оперативники», прошедшие Афганистан, сделали блестящую карьеру. Но каждый из них тогда, на войне, приносил в жертву службе самого себя, не думая о чинах и наградах. Каждый, как трудовая пчела, нёс в общий улей свою толику «меда», свой талант, свои знания и умения. И так же, как пчелы, они не знали ни праздников, ни выходных. Мне и сегодня нет-нет да и пригрезится тот неумолкаемый улей, где шла работа офицеров-оперативников полковников Октавия Ашуралиева, Ефима Сарычева, Владимира Судмола, Владимира Чепелева, Владимира Зализняка, Геннадия Гулова, Валентина Овчинникова и многих других офицеров, усилиями которых пограничные гарнизоны в Афганистане и отряды у его границ действовали как единый, хорошо отлаженный механизм.

Основными воротами в Афганистан был Термез. Здесь сходились многие пути, ведущие в эту горную страну. По железной дороге шли эшелоны с людьми, техникой, имуществом, продовольствием. Здесь же принимал большегрузные самолеты аэродром, а в порту с красивым названием «Хайратон» день и ночь разгружались баржи. Многочисленные комиссии и делегации также следовали в Афганистан через Термез. На командование отряда, прикрывающего этот участок границы, ложилась задача по контролю за пересечением наших рубежей людьми, техникой, грузами. При этом часть подразделений Термезского отряда, выполняя боевые задачи, действовала на афганской территории. Хорошо помню, как нелегко приходилось начальнику отряда подполковнику Александру Ивановичу Тымко держать в руках столь многосложный механизм. Но он, как Фигаро, умудрялся непостижимым образом оказываться в нужный момент в том месте, где его присутствие было жизненно необходимо. Ещё вчера его видели в расположении одного из подразделений, действующих «на той стороне», а сегодня он с неизменной деловитостью распоряжался пропуском грузов через границу. Думаю, что именно «термезская школа» позволила Александру Ивановичу приобрести те качества и опыт, которые выдвину­ли его на одну из ведущих должностей в погранвойсках.

Не менее сложные задачи ложились на плечи начальников отрядов и на других участках афганского направления. Вдосталь пришлось испить из «афганской чаши» Виталию Седых, Анатолию Чечулину, Максуру Валиеву, Игорю Харковчуку, Николаю Резниченко, Константину Тоцкому и другим руководите­лям, чья сфера деятельности распространялась по обе стороны советско-афганской границы. Они должны были руководить боевой работой подразделений на той стороне, обеспечивать охрану наших рубежей — на этой и решать задачи бесперебойной поставки грузов «за речку».

На протяжении всей афганской войны вопрос снабжения войск, особенно на Центральном Памире, оста­вался одним из основных. Да и сейчас он остается актуальным. На участках Хорогского и Калайхумб­ского погранотрядов лежит только одна дорога — знаменитый Памирский тракт, берущий свое начало в далекой Киргизии. От одного воспоминания о нём может голова закружиться. Представьте себе колонну из сорока — пятидесяти машин, водители которых далеко не асы. Она движется по маршруту Ош — Мургаб (417 километров) и далее — Мургаб — Хорог (еще 311 километров). Путь лежит на высоте четыре тысячи шестьсот пятьдесят метров через перевал Акбайтал. Чтобы его оседлать, надо преодолеть около семидесяти серпантинов да чуть меньше при спуске, когда колеса автомобиля предательски зависают над пропастью, а из-за речки то и дело постреливают. Вот что такое Памирский тракт. Мне после таких «прогулок» порой неделю не хотелось садиться ни в какой транспорт. А подполковник Михаил Спорышев, полковники Александр Фетисов, Николай Рябов, Владимир Урусов и многие, многие другие из автотракторного отдела Главка и войск проделали этот путь не раз и не два. До самого вывода войск движение на дороге не затихало.

Был и ещё один «пикантный» маршрут, на гератском направлении, через Кушку на Баламургаб и Мей­мене, на Калайи-Нау, через раскалённое жерло пустыни, где на солнышке — плюс шестьдесят-семьдесят и яйцо в песке за минуту спекается всмятку. И чесали ведь через пески без всяких лозунгов, устанавливая достойные Книги Гиннесса рекорды выживаемости автомобиля и человека. Смотришь иной раз, этого водителя

из-за руля не видать, а он давит на газ почище иного Рэмбо из американского боевика... Вот такие у нас там служили ребята. Я каюсь, что не запомнил, не записал множество имён и фамилий. Но тот, кто прочтёт и поймёт, что это о нём, думаю, не обидится. Низкий вам поклон, водители, преодолевшие не раз маршрут в поднебесье!

Обидно, что когда эти парни выполняли на афганской земле свой солдатский долг, о них ни слова ни полслова нигде не было сказано: секрет! Они даже фуражки свои зелёные, которые все пограничники до смерти хранят и по праздникам надевают, вынуждены были оставить в Союзе, чтобы ничем не отличаться от военнослужащих «ограниченного контингента». О том, чтобы высунуться куда-нибудь на страницы газеты или журнала, и речи быть не могло. А сказать можно было о многом и о многих. Люди заслуживали того, чтобы о них писали, говорили. Это же такая история! Это тысячи судеб, которые взяли и засекретили. И от кого засекретили — от своих же.

Афганцы всё видели и всё знали. Я принимал участие в формировании не одной, не двух, и не пяти афганских пограничных бригад — десятка, если не больше. Облетел и объездил там всё, начиная от стыка трех границ на Памире — Афганистан, Пакистан и Советский Союз и вниз до стыка с иранской границей, это в районе Зранджа, и выхода иранской границы до рубежа Кушка — Тургунди. На всей этой протяженности мы помогали афганцам разворачивать бригады, полки, батальоны — сотни подразделений. Определяли места дислокации, боевые порядки. И там все знали, что я — пограничник. Больше того, мне сколько раз говорили: «Пакистанское радио о вас передает. Приехал, мол, советский пограничный генерал, работает в афганских пограничных бригадах». Но мы все равно делали вид, что ничего не происходит, подумать только — открещивались от своей принадлежности!.. Это был «замысел» высшего руководства, нам сказали «так надо» и мы не вдавались в подробности. Таков, видно, удел солдата...

Одной из первых операций спланированных оперативной группой Главка совместно с оперативниками Среднеазиатского пограничного округа, была операция на Памире. Географическое расположение дислоцирующихся там пограничных застав Московского и Хорогского погранотрядов таково, что они оказываются весьма уязвимыми со стороны Афганистана: афганский гористый берег реки Пяндж карнизом нависает над нашей территорией, где, петляя и извиваясь, серпантином тянется знаменитая «дорога жизни» — Памирский тракт, по которому с мая до ноября шли колонны машин, питающих заставы продовольствием, боеприпасами, войсковым имуществом.

С афганской же стороны вдоль Пянджа — лишь горная тропа. Зимой и дорогу, и тропу заметает снегом. Заставы оказываются отрезанными от внешнего мира, и только горные щели, тянущиеся из неведомых глубин скалистой страны, черными щупальцами подползают к нашим кордонам. В любой момент из такой щели может вынырнуть банда, налететь, обстрелять и так же быстро раствориться в горах. Опасность можно было устранить, только овладев позициями на особо угрожаемых направлениях. В этом и заключалась суть памирской операции.

Особого опыта у нас тогда ещё не было, что ждет в горах — представлялось смутно. К тому же роскошная апрельская погода — ослепительно синее, безоблачное небо и теплое, ласковое солнце настраивали на оптимистичный лад. По замыслам операцию планировалось завершить за десять — двенадцать дней. Но никто и предположить не мог, что затянется она на целый месяц. Неприятные неожиданности начались на третий-четвёртый день, когда поисковые группы поднялись в горы достаточно высоко и стали терять связь друг с другом. Разделенные скалистыми отрогами, ущельями и каньонами, они оказывались в радиоизоляции и начинали тыкаться в скалы наобум, как слепые котята.

Только вертолёты могли указать им правильный путь. Из принимавших участие в операции сорока групп, в подобных, критических, ситуациях оказывалось иногда больше трети, и, понятно, на всех вертолетов не хватало.

Горы шутить не любят и сурово учат неумех. Многие пограничники испытали эту науку на собственной шкуре. Одна из групп обронила со скалы термос с водой, другая беспорядочной пальбой израсходовала почти весь боезапас... Потёртости ног, солнечные удары и прочие невзгоды косили наших бойцов почище любого противника. От перегрева на солнце вертолеты не всегда могли подняться в небо, и ожидаемый той или иной группой завтрак поспевал лишь к обеду следующего дня.

В одну из ночей я был поднят звонком руководившего операцией начальника оперативной группы Сред­неазиатского пограничного округа полковника Борисова. Евгений Филиппович докладывал, что в таком-то районе группа попала в засаду, есть раненые, команды на эвакуацию даны, вертолёты готовятся к вылету.

Борисову я доверялся всецело. Этот боевой офицер прошёл хорошую школу на китайской границе, где командовал отрядом. В его кипучей натуре непостижимым образом сочетались горячность и рассу­дительность, постоянно борющиеся друг с другом, но последнее качество неизменно брало верх. Одна­ко в этот раз что-то в докладе Борисова меня насторожило, была в словах оперативника какая-то недосказанность.

— Вот что, — говорю я. — Всех раненых — на вертолётную площадку. Пусть врачи окажут необходимую медицинскую помощь, а дальше эвакуируем, по необходимости, кого в госпиталь, кого в санитарную часть.

— Стоит ли раненых так мурыжить? — возразил мне Борисов. — Потери в группе ощутимые, и сам ко­мандир тоже ранен... Может быть, всех сразу прямиком в отряд, в медпункт, товарищ генерал?

— Вы получили распоряжение, товарищ полковник, — жёстко ответил я. — Выполняйте!

Вскоре я уже был на вертолётной площадке, чтобы получить информацию о случившемся из первых уст. Борисова не осуждал: хорошо, что заботится о людях. Но... у него свой уровень, он разберётся по фактам, сделает выводы, примет меры. Я же боялся упустить тенденцию или явление. Мне нужно было всё знать досконально, чтобы исключить подобные случаи в масштабе всех погранвойск в Афганистане.

Из вертолётов выгрузили двух тяжелораненых солдат и сразу же понесли в другой, заправленный и гото­вый к вылету вертолет. За ними следом проковыляли несколько легкораненых. Наконец с борта спрыгнул увалень-лейтенант под два метра ростом. Бледный, худой, рука на перевязи, взгляд потуплен.

— Скажите, доктор, шприц-тюбик при вас? — обратился я к стоящему рядом врачу.

— Так точно.

— Тогда вкатите этому «герою» обезболивающего, и мы с ним немного потолкуем.

Доктор сделал свое дело, и мы отошли с лейтенантом в сторону.

— Как же так тебя, сынок, угораздило? — начал я.

Парень не стал отмалчиваться, и вскоре перед моим мысленным взором возникла картина произошедшего в горах. Группа забралась так высоко, что вскоре стала замерзать вода во флягах и консервы в вещмешках. Лейтенант, ничтоже сумняшеся, приказал поджечь тряпки, смазанные ружейным маслом, и разогреть в их огне консервы. Всё равно, мол, на такой высоте нас никто, кроме Аллаха, не увидит. А душманы тут как тут, слетелись, будто ночные бабочки на огонёк, да добавили своего... В результате — пять раненых и сорванная задача.

Оценив по достоинству честность лейтенанта, я поблагодарил его, а потом велел санитарам уложить на носилки и отнести в вертолет. Вот здесь он начал сопротивляться, но я настоял на своем:

— Пусть, дружок, это будет тебе уроком на всю жизнь...

Думаю, не только лейтенант сделал после этой истории соответствующие выводы. Полковник Борисов тоже тогда крепко задумался, урок пошёл ему на пользу. Потом он много раз руководил боевыми делами, был удостоен многих наград, стал генералом. У нас с ним сохранились самые добрые отношения.

Ежедневно докладывая в Москву Матросову о ходе памирской операции, я был вынужден отвечать на массу самых неожиданных и каверзных вопросов. Расставляя скрытые «ловушки», Вадим Александрович таким образом прояснял для себя всю необходимую информацию. Однако по его обеспокоенному тону во время наших последних разговоров, я понял, что он уловил мою неудовлетворенность происходящим. Следовало ждать каких-то новых вводных. Однако их не последовало: Матросов прилетел сам. Его приезд совпал с праздником Победы. Но настроение и у него, и у меня было не праздничным. Далеко не всё из задуманного удалось осуществить.

В течение нескольких дней начальник войск присматривался к руководителям разных уровней, беседовал с офицерами оперативных групп, начальниками отрядов. Больше слушал, меньше говорил сам, делал выводы. Похоже, он понял наши трудности и всерьёз задумался, как их преодолеть. Во всяком случае после своего возвращения в Москву Вадим Александрович вплотную занялся решением всех болевых проблем, обнаружившихся в ходе памирской операции. Были приняты срочные меры по дополнительной экипировке подразделений, действующих в условиях высокогорья, отпущены дополнительные средства для обеспечения нормальной жизнедеятельности пограничников, вошедших в Афганистан.

Как бы там ни было, а цели, которые мы преследовали, в ходе памирской операции были достигнуты. Наши гарнизоны и посты закрепились в горах «орлиными гнёздами», перекрывая самые опасные бандитские тропы. Некоторые опорные пункты располагались в таких труднодоступных местах, что провиант и прочие виды довольствия туда приходилось забрасывать вертолетами, использовать для этих целей рикш из местного населения и ишачков, хозяева которых всегда были рады подзаработать на перевозке грузов «шурави». Пограничники несли там службу до самого вывода войск из Афганистана.