Кабульские рассказы подполковника Лысого В.А. Часть 7. Есть у революции начало, нет у революции конца.
СПЕЦПОДРАЗДЕЛЕНИЕ ОХРАНЫ «ГВОЗДИКА».
После прихода к власти Бабрака Кармаля встал вопрос о его месте постоянного пребывания, как главы государства, для управления страной. Потому как с 28 декабря он вместе со своими соратниками передвигался по городу, каждый день меняя место ночлега. Первый день и ночь они провели в здании представительства главного советского военного советника. 29 декабря переехали в здание дворца «Дар-уль-Аман», где размещалось МО ДРА. Утром 30 декабря весь этот «свадебный поезд» перебрался в здание МВД ДРА (Царандой). На ночлег переехали на гостевую виллу президента ДРА «Чихиль-Сутун», где останавливались иностранные гости. Там и прожили почти неделю, пока приводили в порядок традиционно постоянную резиденцию королей и президентов Афганистана, дворец «Арк» (дворец Народа). А так же личные покои для него, его семьи и некоторых соратников по партии на территории дворца. Решался вопрос об охране территории дворца, так как бывшее подразделение личной гвардии президента было уничтожено 27 декабря. Формировалась новая структура для его охраны.
Из воспоминаний ст. лейтенанта Чекан-Назара Анатолия, прапорщика Емелина Владимира, прапорщика Григорьева Андрея: «Первого января, после празднования Нового года, командиру роты майору Чемерзину Ю.А. и его заместителю по политчасти ст. лейтенанту Самуйлову А.П., генерал-лейтенантом Ивановым Б.С. и генерал-майором Власовым А.А. была поставлена задача: сформировать группу из бойцов роты в количестве 35 человек. Объектом охраны и обеспечением безопасности созданной группы были административные здания на территории «Дворца Народов», резиденция президента страны Бабрака Кармаля, здание его личных покоев, в которых он проживал вместе с семьёй. Там же проживала и одна из его сподвижниц по партии НДПА Анахита Ратебзад. Подразделение было создано по принципу боевых групп, получило кодовое название «Гвоздика». Командиром группы «Гвоздика» был назначен старший лейтенант Самуйлов Александр Петрович.
2 января всю нашу группу посадили на две ротные ГАЗ-66 и отвезли в казарму «мусульманского батальона», расположенного на окраине города в районе дворца «Тадж-Бек». Там каждый из нас выбрал себе военную форму солдат афганской армии из числа той, что осталась от переодевания групп спецназа КГБ «Гром» и «Зенит». Прибыв в расположение роты, мы целый день форму отчищали, подгоняли по своей фигуре и росту. Это была зимняя форма серого цвета, толстая, пошитая из верблюжьей шерсти, и колола тело, но была теплой. Командир роты устроил нам строевой смотр.
3 января группа прибыла во дворец, где и была расквартирована в расположении личной гвардии президента. Спальные комнаты для личного состава располагались на втором этаже, в каждой комнате разместились по 3-4 человека. Кухня и столовая были на первом этаже. Самуйлов с командирами боевых групп, обследовали все административные и жилые здания на предмет их целостности, безопасности и отсутствия взрывчатых веществ и боеприпасов. Изучили расположение зданий и определились с системой их охраны. Самуйлов спланировал службу и в 19.00 провели боевой расчёт, организовали службу по охране объектов. Служебная нагрузка на личный состав была по 8 часов (4 ночью и 4 днём) и 12 часов отдыха.
По внешнему периметру, дворец охранялся войсками афганской полиции. По внутреннему периметру, охрану дворца осуществлял батальон под командованием капитана Иванова Ю.Б. от 350 парашютно-десантного полка 103 ВДД.
6 января прибыл Бабрак Кармаль со своей семьёй и сподвижниками. С ними прибыли и их телохранители из группы «Альфа» в количестве 11 человек (Чудеснов Е., Изотов Ю., Гречишников А., Тарасенко В., Головатов М., Картофельников М., Виноградов В., Алуценко А., Лопанов А., Мирошниченко А., Савельев А.), под командованием майора КГБ Шергина Валентина Ивановича. В их обязанность входила охрана «тела» президента и его домочадцев в личных покоях, рабочем кабинете и на выездах. Жили они непосредственно в покоях Бабрака Кармаля. Офицеры этой группы службу несли по три часа через шесть.
Совместно службу с «Альфой» мы несли до июля 1980 года, в начале июля их группа убыла в Союз, как раз перед Московскими олимпийскими играми. Наша «Гвоздика» ещё служила до 26 июля, в Москву мы прибыли 27 июля, перед закрытием Олимпиады-80.
Бытовые условия нашей группы были намного комфортнее, чем условия в расположении роты. Здесь были кровати, а в роте раскладушки с растянутым брезентом, здесь комнаты на 3 человека, а там класс на 30 человек. Да и места общественного пользования намного комфортнее и гигиеничнее. Ну, а питанием особенно не баловали, обеды возили с ротной кухни с посольства, частично подкармливали с президентской кухни (иногда плов, изюм, варенье). Когда 20- 23 февраля начались городские бунты оппозиции, доставка пищи с ротной кухни была затруднена, а в отдельные дни вообще невозможна. На продуктовое довольствие нас закрепили за столовой для обслуживающего персонала президента, теперь уже на всё время нашей здесь службы. Но мы организовали дополнительно ещё и свою кухню, покупали продукты в складчину на рынке в городе, благо он был сравнительно не далеко. Нам паёк армейский не полагался, на «подножном корму» были все группы КГБ, которые на то время существовали в Кабуле. Это наши армейцы везли за собой обозы с «харчами», а мы всегда налегке, с пустыми порой желудками, но с верой в светлое будущее в голове».
С П И С О К
личного состава группы «ГВОЗДИКА»
( 5 января - 26 июля 1980 г.)
1.Добродеев Г.И.
2.Самуйлов А.П.
3.Саттаров И.М.
4.Медведев В.А.
5.Ситов Н.П.
6.Емец И.Г.
7.Филиппов М.И.
8.Исаевский С.В.
9.Галиев Р.Г.
10.Марус С.М.
11.Тянирядно Н.М.
12.Криволап И.М.
13.Банщиков М.В.
14.Емелин В.И.
15.Логинов Г.К.
16.Бендеберя В.Н.
17.Петров А.В.
18.Башкатов А.А.
19.Султан И.П.
20.Романов Ф.Ф.
21.Волков А.Г.
22.Чекан-Назар А.И.
23.Синельников В.Е.
24.Киселёв А.Ф.
25.Крупнов Н.М.
26.Сергеев В.М.
27.Серяков Ю.Л.
28.Брыковский С.В.
29.Сулим А.А.
30.Григорьев А.Ю.
31.Жандаров В.С.
32.Тонких И.М.
33.Сыров Г.М.
34.Кахович С.М.
35.Маев В.А.
ПРИЕЗД АНДРОПОВА в КАБУЛ. ФЕВРАЛЬСКИЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ ОППОЗИЦИИ.
На 25 и 26 января в посольстве был объявлен «субботник» по приведению территории в порядок, как всегда перед прибытием большого начальства. Всё скребли, гребли, подметали, мыли, красили, провели эти дни в подготовительной горячке.
27 января всё посольство встречало высокого гостя, члена Политбюро ЦК КПСС, Председателя КГБ СССР Андропова Юрия Владимировича. Идейного вдохновителя и организатора всех наших побед в декабрьском путче. Наша группа сопровождения и охраны посла с самого утра при полном параде убыла в гараж, где и ожидала команды на выезд. Порядок и безопасность на улицах города по пути следования нашей делегации обеспечивали воинские части советских войск. Прибыл он со своей командой телохранителей из девятого управления КГБ. Поселился в посольском домике в апартаментах для гостей. Нашей роте поручили охрану забора по внутреннему периметру посольского дворика, а внешнюю охрану территории посольства осуществляли советские десантники. На службу ходили, как всегда, только в гражданских костюмах. Майор Чемерзин лично осматривал внешний вид и инструктировал наряд. Пробыл Андропов в Кабуле до 30 января.
После столь бурного начала года, связанного со вторым этапом апрельской революции, январь месяц прошёл относительно спокойно. Обстановка в городе стабилизировалась, рынки и дуканы работали, а это был значимый показатель стабильности. Рядовые афганцы не сразу поняли, что произошло, ведь стрельба по городу и мятежи в стране происходили чуть ли не каждый день, а дворцовые перевороты, так по два на год. За столько лет революционного конфликта в стране, они уже привыкли к таким ситуациям. Жизнь шла своим чередом, наступил февраль месяц, немного потеплело на улице, впереди намечался праздник 23 февраля, День СА и ВМФ. Вместе с Щепелиным Юрием посетили старинную крепость Бала-Хисар, на территории которой располагался советский парашютно-десантный полк в казармах бывшего афганского десантного полка. Он выезжал туда по делам службы для встречи с оперативными работниками особого отдела полка. Познакомились с командованием полка, они рассказали, что месяц сидели в Витебске в самолётах в ожидании команды на вылет в Афганистан. Не было возможности ни умыться, ни в баню сходить помыться, и неизвестно, когда такая возможность представится, так как сейчас нет условий. Тогда мы всё командование полка пригласили для помывки к себе в представительство в ближайшие выходные дни. Условия для этого у нас были, 3 ванных комнаты с электрическими бойлерами для воды на 70 литров. Они с радостью приняли наше предложение. После бани организовали им обед и фронтовые 100 грамм из своих запасов, к столу подали овощи, зелень, фрукты, благо они на местном рынке были круглый год. В ходе беседы они нам поведали историю с захватом и разоружением своих предшественников, военнослужащих 26-го парашютно-десантного полка армии ДРА. Они были очень благодарны за предоставленную возможность привести себя в порядок и за теплый приём и проявленное радушие. В благодарность и на память о нашей дружбе они нам подарили десантные тельняшки, которые служили много лет и береглись как память. Командование полка ещё неоднократно приезжало к нам на помывку на правах старых и добрых знакомых. Юра Щепелин всё время, шутя, говорил: «Великие дела делает мелкий подхалимаж и доброта души». Через командование наладил продовольственное обеспечение нашей группы, которое значительно расширило наш рацион, да и финансовая нагрузка на наш «бюджет» уменьшилась. А созданные запасы позволили в последующие напряженные моменты в городе продержаться без выездов на рынки. Ещё они нам подарили 10 автоматов АКМ с полным боекомплектом патронов к ним из числа трофейного оружия, захваченного при разоружении афганского десантного полка. Оружием из «нашего арсенала» мы вооружали военных советников отделов и советников из провинций, прибывающих сюда в командировку, на случай возникновения боевых действий. Многие советники, проживающие в общежитии «советского микрорайона», часто пользовались им, особенно в вечернее время.
Но уже в первой половине февраля 1980 года оппозиция стала подымать голову, по городу Кабул прошли митинги протеста и демонстрации местного населения против ввода советских войск в Афганистан. Несколько раз советскую военную комендатуру в центре города обстреливали афганские моджахеды. По городу участились случаи убийства советских солдат и обстрела одиночных военных машин, по какой-либо причине оказавшиеся в городе или за ним. Первые не боевые потери наша армия несла по вине самих же солдат. Поскольку сороковая армия доукомплектовывалась приписным составом, так называемыми «партизанами», говорить о соблюдении строгой дисциплины некоторыми и о порядке в частях было нечего. Бывая часто в городе, лично наблюдал, что солдаты ходили по городу в самовольных отлучках, как у себя дома в Союзе, особенно солдаты среднеазиатских национальностей. Их очень привлекали мелкие лавчонки с ярким товаром на улицах, любая остановка у дукана стоила им жизни. В сознании тех, кто не участвовал в декабрьских событиях, ещё не укладывалось, что они в чужой стране, что они на войне, что здесь убивают.
13 февраля в советнический отдел пограничников, в представительство, поступила информация о гибели нашего пограничного советника майора Жук Виктора Яковлевича. Он был советником при пограничном отделе ДРА, в провинции Джелал-Абад. В связи с тем, что готовилась войсковая операция против бандитских формирований, действующих с территории Пакистана, его, как хорошо знающего линию прохождения государственной границы ДРА с Пакистаном, пригласили принять участие в проведении воздушной разведки района предполагаемых действий. Вертолёт был подбит в 25 километрах от города Джелал-Абад, из крупнокалиберного пулемёта. Экипаж пытался спасти машину и людей, но повреждения были серьезные, вертолёт упал и разбился, все погибли. От нашей роты было приказано выделить людей, для сопровождения гроба с телом погибшего к месту захоронения в пгт. Ставище Киевской области в Украину. Людей надо было подобрать так, чтобы они следовали в свои воинские части в Украине и попутно выполнили эту печальную миссию. 15 февраля в качестве сопровождающих была командирована группа в составе прапорщика Статывы Николая (Одесский погранотряд КЗПО), прапорщика Макарени Якова (ОКПП «Чоп» КЗПО) и прапорщика Брыковского Сергея (КСЗПО). Брыковский следовал из Ташкента в Ленинград, но через Москву.
Из воспоминаний прапорщика Статывы Николая: «14 февраля меня и прапорщика Макареню Якова вызвал к себе командир роты майор Чемерзин Юрий Александрович. Уточнил, действительно ли мы из Западного погранокруга, мы подтвердили это. Спросил, не желаем ли мы уехать домой. На исходе был уже шестой месяц командировки, естественно домой хотелось очень, не задумываясь, подтвердили своё желание. Затем он объяснил, какая нам предстоит задача. 13 февраля в районе города Джелал-Абад был сбит душманами наш вертолёт, в котором находился советский пограничный советник майор Жук В.Я., в результате чего он погиб. Нам ставилась задача, сопроводить гроб с телом погибшего на Родину к месту захоронения п.г.т. Ставище Киевской области. Оказывать в пути следования моральную поддержку его жене Любови (отчества не помню), которая вместе с ним была в Кабуле всё это время, и теперь следовала вместе с гробом на Родину. Маршрут следования был определён следующий, рейсовым самолётом из Кабула до Ташкента, далее авиарейсом Ташкент – Киев на Украину. Там должны встретить представители Западного погранокруга и решить все организационные вопросы. На месте нам предстояло участвовать в церемонии захоронения и быть представителями от коллектива пограничников кабульской группировки. Прапорщику Брыковскому Сергею, отозванному из группы «Гвоздика» по этому поводу, необходимо было исполнить роль «пограничной почты». Он должен был следовать с нами до аэропорта Ташкент, далее лететь в Москву и доставить в Главное управление ПВ КГБ СССР документы по факту гибели майора Жука В.Я. После этого, следовать к своему постоянному месту службы в Северо-Западном погранокруге. Посколько у него были сопроводительные документы, то его и определили старшим группы до Ташкента и ответственным за нашу отправку на Киев.
15 февраля вся наша команда прибыла в аэропорт Кабула к 14.00, ящик с гробом был уже там. В 15.00 по кабульскому времени, учитывая горную местность и время года, то уже вечерело, вылетели в сторону Ташкента. Часа через полтора были на месте. В Ташкенте нас встретили пограничники из ОКПП «Ташкент». Оказали нам огромное содействие, выделили автомашину для перевозки и личный состав для погрузо-разгрузочных работ. Ящик с «грузом 200» был очень тяжёлым и втроём мы бы его не подняли.
На авиарейс Ташкент – Киев мы опоздали. Я и Макареня после прохождения пограничного и таможенного контроля остались в зале ожидания возле жены майора Жука. А Брыковский, старший группы, пошёл к нашим пограничникам просить помощи в докладе в ГУ ПВ о создавшейся обстановке. Через некоторое время он пришёл и сказал, что вся группа летит в Москву. Из Ташкента в столицу вылетели в 16.20 по московскому времени. Проблем с авиабилетами и погрузкой «груза 200» не было, все организационные вопросы по нашей отправке взяли на себя ташкентские пограничники.
Через 3,5 – 4 часа, около девяти часов вечера, приземлились в аэропорту Домодедово. Москва встретила нас не приветливо. Февраль, зима, ночь, мороз, ветер, и мы, прилетевшие с южных краёв, одеты очень легко для московской зимней погоды. Ящик с «грузом 200» рабочие аэропорта нам разгрузили на каком-то складе, вдали от основного здания. Московские пограничники из ОКПП «Домодедово» нас не встретили, ни машины, ни людей, промерзли мы очень сильно. Макареня не выдержал и пошёл разбираться к пограничникам. Поскольку был в гражданском костюме, и они не могли видеть его звания, думали, что он их бить будет, так сильно возмущался. Помогло, устроили в зале ожидания для пассажиров, отлетающих за границу. Сказали, что летит спецрейсом из Киева самолёт командующего КЗПО генерала Лавриненко. Из Домодедово в Киев вылетели 16 февраля в 3 часа ночи. Брыковский Сергей оставался в аэропорту, т.к. ему утром надо было быть в Москве в ГУПВ и передать документы в управление кадров по факту гибели, сдать служебный загранпаспорт и получить своё служебное удостоверение и партийные документы.
Летели до Киева часа полтора. Встречал нас представитель от управления погранокруга в форме морского офицера в звании капитана 2-го ранга. Вся наша группа разместилась в автобусе ПАЗ и выехали в сторону Ставищ, на улице была ещё ночь. Прибыли в посёлок утром рано, нас уже ждали собравшиеся родственники погибшего. Надо отдать должное организаторским способностям окружного офицера, похороны были организованы на высшем уровне. Затем я и прапорщик Макареня убыли в свои части. Я в Одессу, а он в Чоп. 18 февраля мне было предписано явиться в отдел кадров округа в Киев для сдачи служебного загранпаспорта и получения своего служебного удостоверения».
13 февраля произошла ещё одна трагедия, хотя и не связанная с Кабулом, но связанная с событиями в Афганистане. В конце месяца я получил из Оша письмо от жены, в котором она сообщала печальное известие о том, что погиб мой товарищ, земляк и сослуживец по Ошской мотоманевренной группе Власенко Иван Иванович. Мы с ним дружили, считали себя земляками, поскольку были оба с Украины. Он родом из п.г.т. Покровское Днепропетровской области, я из г. Запорожье, а это совсем рядом, хотя и разные области. Объединяла нас и совместная служба в одном боевом подразделении и не одно проведённое совместное учение. База их сводного боевого отряда располагалась на советской территории в кишлаке Лянгар Ишкашимского района ГБАО. Для выполнения боевых заданий на афганской территории им надо было преодолевать р. Памир, а после возвращаться на базу той же дорогой. После успешного выполнения задания в Афганистане, преодолев реку, его БТР стал подниматься на крутой подъём, но боевой машине не хватило радиуса поворота. Колёса левой стороны зависли над обрывом, и БТР сорвался вниз. Упал в быструю горную реку на крышу, люки боевой машины были открыты, в результате чего майор Власенко И.И. и ещё пять солдат его заставы погибли. Перед его гибелью, в январе месяце, у него родился долгожданный сын, назвал его Иваном. Он успел его увидеть и подержать на руках, т.к. приезжал на побывку.
В двадцатых числах февраля движение сопротивления новой власти набрало обороты и показало свою силу, мощь и организованность. Одно из таких крупных выступлений оппозиции произошло 23 февраля 1980 года. В этот день в посольстве СССР был дан большой приём в честь очередной годовщины Советской Армии. На него прибыли военные атташе всех иностранных государств аккредитованных в Кабуле. Группа бойцов нашей роты как всегда обеспечивала безопасность приема, часть охраны представительства тоже привлекалась, т.к. сформированная «Гвоздика» намного сократила численность роты. Дело было уже ближе к вечеру, начинались сумерки, когда у центральных ворот посольства собралась многотысячная толпа местного населения, и начался митинг. Используя факт, присутствия в посольстве СССР иностранных гостей из стран не совсем дружественных по отношению к Советскому Союзу и его политике проводимой в Афганистане, желая показать силу народного возмущения вводом советских войск, оппозиция и организовала этот митинг. Командир роты вызвал меня из зала и приказал срочно со своими людьми выехать к себе в представительство. Я с трудом пробился сквозь толпу митингующих, хорошо, что мы были в гражданских костюмах и на автомашине были номера военной контрразведки Афганистана. Со стороны центра города по направлению к посольству двигалась масса народа. В ближайших к посольству жилых кварталах местные жители вылезли на крыши своих домов и скандировали «Аллах Акбар» т.е. «Аллах велик». Было впечатление, что весь Дар-уль-Аман вылез на крыши домов, благо они у них плоские, некоторые в порыве политического экстаза, а некоторые ради любопытства. Всё это усиливалось через громкоговорители, установленные на минаретах, которые были почти в каждом квартале, и мулла дирижировал всем этим хором. Вдоль улицы слышались звуки автоматных выстрелов и удары пуль о стены заборов, которые к счастью у них высокие. Затем в городе выключили свет, теперь автоматные очереди слышались чуть ли не с каждой крыши. При моем убытии из посольства командир предупредил меня, если вдруг будет нападение на представительство, и мы будем видеть, что нам оборону здания не удержать, то отходить в посольство по спланированному ранее маршруту второстепенными улицами.
Около 23 часов ночи мы услышали стук в ворота представительства, через переговорное устройство спросили кто это. В ответ услышали хорошую русскую речь, но с характерным кавказским акцентом, с просьбой открыть ворота и выслушать его, т.к. по улице свистят пули, что он наш сосед через дорогу. Это оказался сотрудник Торгового представительства. Он умолял защитить его семью. В его доме жили три армянские семьи, и было с ними около шести или семи детей. Я и Щепелин Юра взяли оружие и пошли к ним в дом, успокоить, все они сидели в одной комнате на первом этаже при свечах. С нашим приходом они немного успокоились, но отпускать нас не хотели, боялись оставаться одни, особенно своим беспокойством отличались женщины. Уговаривали остаться хотя бы до утра, стали взамен предлагать еду и выпивку, но мы отказались, сославшись на службу, поскольку в любом случае остаться, не могли. Выход с положения нашли, среди них оказались ранее служившие в армии и имевшие понятие об обращении с оружием. Старшего из них пригласили к нам в представительство и дали ему два автомата АК из числа нашего «арсенала» и 8 магазинов с патронами. Радости его не было предела, через два дня, когда в городе «буза» немного поутихла, он нам вернул оружие со «щедрой армянской благодарностью».
Такая какофония продолжалась до утреннего намаза, это где-то до 5 часов утра, пока муэдзины не завыли с минаретов, призывая к молитве. С рассветом, улицы были пустые, ни одной живой души, как будто город вымер. После девяти часов утра по улице, ведущей в сторону посольства, вновь тронулись толпы митингующих. Шли пешком, ехали на грузовых «буробохайках», автобусах. В воздух были подняты боевые самолёты и вертолёты, которые с воздуха контролировали обстановку в городе. Реактивные самолёты пролетали так низко над головами митингующих, что казалось, вот-вот зацепят либо их головы, либо провода линий электропередач, хорошо, что здесь не было высоковольтных линий. Обстановка вокруг посольства накалялась, особо рьяных митингующих и явных подстрекателей на штурм посольства убирали снайперы, расположившиеся на крышах жилых домов посольства. Волнение в городе продолжалось ещё дня три, но напряженная обстановка чувствовалась ещё неделю. В знак протеста магазины, портняжные мастерские и дуканы (мелкие лавки) были закрыты. Не работали они ещё и потому, что хозяева боялись погромов и грабежей во время беспорядков. На рынках мелкие торговцы тоже не торговали. Наши ребята из «Гвоздики» наголодались за это время, ведь пищу им доставляли из ротной кухни, а в связи со сложившейся обстановкой в городе, сделать это было просто невозможно. Выручала их президентская кухня и сухой паек.
Из воспоминаний прапорщика Баркалова Александра: «На следующий день, 24 февраля, после приема в посольстве нас четверых выделили в распоряжение подполковника Бахтурина для охраны дипломатической почты. Выехали из посольства на трёх легковых автомашинах, двинулись в сторону аэропорта. Навстречу нам со стороны центра города шли толпы митингующих, явно не совсем мирно настроенные, если судить по их внешнему виду и выкрикам, некоторые несли оружие, прикрывая его шарфами. Я сидел в одной машине вместе с Бахтуриным, по УКВ радиостанции из посольства передали, чтобы мы возвращались, но он приказал двигаться дальше. С трудом добрались до аэропорта, выехали на автомашине прямо на лётное поле к месту стоянки советского рейсового самолёта, дипкурьеру сдали почту, от него получили. С аэропорта забрали советского корреспондента, прибывшего для освещения событий в Афганистане. Для доставки его в городскую гостиницу выделили автомобиль и в качестве охранника, прапорщика Ишечкина. На центральных улицах города шла стрельба, горели легковые машины. Машина с дипломатической почтой и машина охраны двинулись в сторону посольства, но не обычным кратчайшим маршрутом через ущелье вдоль р. Кабул. А вокруг горы Асамаи, мимо Кабульского университета, в районе расположения которого нас и догнала третья машина с прапорщиком Ишечкиным. Все три машины оставили на территории университета под присмотром знакомого подполковника Бахтурина, а сами убыли в посольство на вызванных из роты бронетранспортёрах».
К концу февраля месяца волнения немного утихли, обстановка в городе более менее стабилизировалась, заработали рынки и магазины. Временами возникали кое-где перестрелки, но в целом было спокойно.
ОБ УСЛОВИЯХ СЛУЖБЫ и ФОРМЕ ОДЕЖДЫ.
К моменту нашего прибытия в Афганистан в сентябре месяце в Кабуле было очень жарко. Температуру сентябрьского Кабула можно было сравнить только с июльской жарой центральных районов Союза. Жара стояла невыносимая, в обеденное время, когда солнце в зените, достигала 30-35 градусов. Особенно это чувствовали бойцы, которые несли службу на чердаках жилых домов. Конструктивной особенностью постройки домов в районах жаркого климата было то, что у них не было чердачного помещения, характерного для построек европейского типа. Крыша возвышалась сразу над потолком последнего этажа, образуя свободно продуваемую ветром пустоту высотой до одного метра, не закрытую никакими конструкциями по периметру. Сквозняк был постоянный, днём в жару там был кромешный ад. Сверху разогретая бетонная крыша воняла расплавленным на солнце гудроном, снизу холодные бетонные потолочные перекрытия, в проёмы крыши несло горячий воздух с пылью и песком. И надо было четыре часа вылежать или выстоять на коленях, так как в полный рост этого нельзя сделать. С наступлением ночи положение изменялось к лучшему, наступала прохлада, но очень донимали сквозняки, ночью на службу брали форменные зимние куртки. На службу одевали, военную форму спецназа.
С приходом холодов положение поменялось наоборот, холодный бетон под тобой и над тобой и холодный сквозняк, а ночью добавлялся ещё и мороз. Сбивали лежаки из реек, досок или ящиков из-под выстрелов РПГ. Застилали их картоном или мешковиной. От прямых сквозняков защищали, хотя и не совсем, мешки с песком. Зимняя форма одежды нам не была предусмотрена, под летнюю форму поддевали, кто что мог.
Лучшее положение было на первом посту, там службу бойцы несли в фойе посольства на первом этаже. Зимой и летом всегда чисто, тепло и уютно. Оружие, автоматы и пулемёты, и боеприпасы к ним в отдельном уголке, закрытом от посторонних глаз и доступном охране. При себе имели пистолеты ПМ в спец. кобуре под пиджаком. На службу всегда ходили только в гражданских костюмах и в пиджаках, в жаркое время разрешалось ношение рубашки с коротким рукавом на выпуск. Пистолеты в таком случае носились за поясом брюк, под рубашкой. Один был недостаток, всегда на глазах у начальников из числа генералов, хотя они и ходили в гражданских костюмах. Порой они засиживались долго в своих рабочих кабинетах, т.к. у некоторых ни семьи, ни детей здесь не было, спешить домой не надо, да и задачи решались государственные.
Самым комфортным местом службы был пост в палате больницы Торгпредства на втором этаже. Летом службу несли на балконе палаты, сидя в креслах в больничных халатах. С наступлением зимы службу организовали в больничной палате с видом на въездные ворота. От начальников далеко, так как больница располагалась в противоположном конце территории от главного административного здания посольства. Самое большое «неудобство», на службу надо было одевать медицинские халаты. Форма одежды в основном предполагалась, гражданская.
Охрану домика посла и всех живущих в нём домочадцев осуществляли наряды в менее комфортных условиях. Правда, в тенистом и влажном посольском садике летняя жара переносилась легче. Можно было снять пиджак и ходить в рубашке в глубине сада, неся службу вдоль забора. Ночью и от дождя можно было спрятаться в летней беседке. Зимой, естественно, было не слишком уютно. Дожди, снег, холод, да и наличие, иной раз, высокопоставленных партийных руководителей страны не позволяли расслабиться.
Учитывая опыт предшествующей группы «Зенит», у которой возникла конфликтная ситуация с посольскими в отношении их внешнего вида, основной формой для службы был взят гражданский костюм. С нашей ротой подобных казусов не происходило, нам претензий в этом плане не предъявляли. Для первого поста посольства обязательным был строгий костюм с галстуком. Аналогичной была форма одежды и у охраны дома посла и у группы сопровождения посла. Чемерзин лично перед выездом их инструктировали и осматривал. Менее строгое требование было, но обязательная гражданская одежда, в посольской больнице и патрульным по территории посольства в дневное время. Военную форму личный состав роты одевал в случае объявления боевой тревоги, для несения службы на постах на чердаках жилых домов, а так же патрульные по территории в ночное время.
Сентябрьская жара, условия службы, правила личной гигиены требовали от нас ежедневной помывки и стирки. Имеющийся в посольстве большой бассейн и при нём баня и сауна были нам недоступны, появляться там нам было строго запрещено. Этими объектами пользовались только посол с домочадцами, его гости и наш высший советнический генералитет. Таких претендентов в посольстве в это время, хватало. А так хотелось почувствовать освежающую прохладу воды после изнуряющей дневной жары, после службы на пыльной крыше, чтобы снять усталость. Единственным спасением в эту сентябрьскую жару был душ в расположении роты. Правда, одной душевой кабинки на 90 человек было мало. К тому же, некоторые старались в это время ещё и постирать свои личные вещи, рубашки, нижнее бельё, военную форму, чтобы поддерживать в порядке свой внешний вид. Очередь на пользование этой услугой растягивалась на долгие часы, а то и дни. Для нежелающих ждать очереди предлагалось обливание холодной водой с поливочного шланга на заднем дворе школы, подальше от любопытных глаз прохожих и поля зрения жильцов многоэтажного дома работников торгпредства. Хорошо, что постельное бельё личному составу стирали в прачечной посольства.
В теплое время ещё как-то можно было решать эти вопросы, но с наступлением холодов этот вопрос обострился, надо было строить свою баню. А до её постройки из этого положения выходили, как могли, для реализации этого кто-то использовал душевые больницы в период службы, кто-то заводил знакомство с посольским банщиком или с работниками посольства.
О ТВОРЧЕСТВЕ БОЙЦОВ РОТЫ.
Каждый из нас в молодые годы в душе был романтиком и лириком, сочинял тайком стихи, посвящая их любимым и родным. Но не каждый решался выдать их на публичное обсуждение, да ещё в таких экстремальных условиях, как наши. Стали проявляться творческие способности некоторых бойцов нашей роты. Одним из таких, в ком проявился талант стихотворца, музыканта и певца, был лейтенант Кахович Сергей Николаевич. Его поэтические перлы о нашем «житие-бытие», да ещё положенные на собственную музыку и им же самим исполненные, расходились среди личного состава, как «жареные пирожки» на рынке. Он был поистине ротным бардом. Его выезды в город и подсмотренные особенности жизни местного населения, какое-то событие в ротной жизни, как например строительство ротной бани, всегда находило своё выражение в стихотворной форме. Было у него много и задушевных лирических песен. В целом его песен набралось на аудиокассету, и с появлением у личного состава портативных магнитофонов, каждый старался переписать её себе и сохранить как память. Все на уровне подсознания понимали эксклюзивность нашего подразделения, что оно прекратит своё существование через полгода, сразу после нашего убытия о нём забудут. Но его песни и слова в них будут подтверждением нашего пребывания здесь в Кабуле и о существовании такого. Вот одни из первых стихов Сергея Каховича, которые потом были положены на музыку и исполнялись ним под гитару:
Вот приехал за границу не водой и не авто,
Враз ударился в амбицию: «А как? А это что?»
Здесь у них другие нравы, примечай:
Сняв штаны, сидят в канаве, рядом чай.
В диковинку это, но мне говорят:
«А чем же, скажите, Кабул виноват?»
Здесь у женщин не заглянешь ни туда и ни сюда,
У мужчин своя проблема – всё закрыла борода.
У кого чего не спросишь – «хубасти»,
Кто их знает, может «здрасти», может – грубости.
Ответишь, бывало, и то невпопад,
Но чем же, скажите, Кабул виноват?
Мест для тех, кому не можется, и за день не найдёшь,
А дуканов понастроили, так просто не пройдёшь.
Лучше б сделали клозет, ну, хоть на всяк случай,
А то вот чхну на этикет, да и поставлю чай.
Усядусь в канаве. Пусть все говорят.
Но чем же, скажите, Кабул виноват?
Кабул, 1979 г.
«» «» «» «»
Пусть деньги чужие в избытке шуршат,
Карманы в кошель перелицивая.
Я всё не забуду, как ты хороша,
Далёкая заграница моя.
Там русским пропитано потом жнивьё,
Там ветки берёзок всё белые,
Там бьётся родное мне сердце её,
Гадая о том, что я делаю.
Не надо гадать, здесь работа проста,
Невелика и нагрузка.
Глаза мне нужны, чтобы ночью не спать,
Рука – пистолетному спуску.
Мне крыша – квартирой, квартира – мечтой,
Забочусь о чьём-то покое,
Забыв, что есть где-то родной мне покой
И что-то ещё, мне родное…
Назначенный срок свой сполна отлистав
Родными и близкими письмами,
Вернусь я домой и признаюсь, - устал,
Надеждою путь к дому, выстелив.
Кабул, 1979 г.
«» «» «» «»
Не Дон Кихот, не рыцарь, не романтик,
Не из сословья графов, не плебей.
Никто из нас не относился к знати,
Жизнь не берёг, но не терял друзей.
Душою врозь, мы были все в погонах,
Жизнь порознь – умереть нам заодно.
И офицерства дух нам – как икона,
А там, хоть чёрт, хоть ангел – всё равно.
Но в жизни каждого из нас
К нам относились не по-царски.
И не хватало нам подчас
Обыкновенной женской ласки.
Так пусть же встретил я случайно Вас,
Моим Вы прошлым сердце не задачьте.
Когда-нибудь уйдёт один из нас,
Ведь это жизнь. Не может быть иначе.
А наша жизнь сколь долга, знает кто?
Я не беру в расчёты сантименты.
Как знать, быть может я, а может тот
Войдёт в рассвет строкою постамента.
К живым вернётся свет, а павшим – ночь,
Кому-то будет крест, кому – награда.
Сегодня я живой. Все думы прочь,
А будущего смертникам не надо.
Так не судите ж Вы меня
За мимолётность наших встреч.
Свою любовь среди огня
Я всё ж смогу для Вас сберечь.
Мою любовь Вы не судите строго,
Амурных игр я с Вами не веду.
Быть может, ждёт нас дальняя дорога,
А может быть, я завтра не приду…
Кабул, 1980 г.
«» «» «» «»
Нам обещали служебную командировку на шесть месяцев, срок которой истёк 4 марта, а разговоров о нашей замене не велось, уже и апрель наступил. Потихоньку начали завидовать тем, кто по каким-либо причинам убыл в Союз. И чем дальше отодвигался срок нашей замены, тем сильнее тянуло домой, тем сильнее скучали по детям, любимым жёнам, да и просто ностальгия по Родине. Но надежды не теряли, сами бодрились, да и родных на это настраивали. Вот такие стихи, в конце апреля, написал своей жене прапорщик Виктор Синельников:
Я сейчас в стране далёкой,
Над горами неба синева.
Солнце светит жарко и жестоко,
Ветерок листвой шуршит едва.
Ты пойми меня любимая, родная,
Мне труднее, чем тебе сейчас
Интерес Отчизны защищая
Рисковали жизнью мы не раз.
Я себя надеждой утешаю,
Что мы скоро встретимся опять
Радость нашей встречи представляю,
Только наберись терпенья ждать.
Знай, что будет ночь не вечна,
Что наступит светлый день опять,
И разлука ведь не бесконечна
Жди, как матери умеют ждать.
Кабул, апрель 1980 г.
«» «» «» «»
О ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ и О ЛЮДЯХ РОТЫ.
Хотелось рассказать, как строились взаимоотношения между людьми в таком необычном подразделении. Никто из нас никогда не служил в подобных формированиях. В штатных подразделениях были форма, знаки различия, были солдаты, прапорщики, офицеры, было ясно, кто кем командует. А теперь, когда убрали с плеч погоны и знаки различия, и тем самым как бы выровняли всех, расставили на должности соответствующие солдатам и сержантам, чувствовали себя необычно. Ориентируясь на необычность нашей роты, начали формировать и наши взаимоотношения. Те воинские звания и штатные должности, которые у каждого были в Союзе, здесь значения не имели. Все ориентировались на простые человеческие отношения, будь ты офицер или прапорщик. Ни командиру роты, ни его заместителям, ни офицерам взводов, ни прапорщикам никаких доплат за исполнение штатных должностных обязанностей не было положено, все получали командировочные в одинаковой сумме – 750 афгани в день. Поэтому и служебную нагрузку, за исключением командира роты майора Чемерзина, первоначально распределяли на всех равномерно из-за уравниловки в деньгах, по решению общего собрания роты. Надо отдать должное командиру роты, его мудрому решению этого вопроса. Он согласился с большинством, но принял волевое решение, которое объявил здесь же: «Со следующего дня каждый боец пищу готовит себе сам, а продукты можно купить в магазине торгпредства. Повара и водители заступают в наряд сегодня». Мне приказал раздать деньги, собранные на питание. Такое резкое заявление командира дало понять людям, что без общей кухни нам не обойтись, а для этого нужны повара, которые работали по 12-14 часов, в то время как бойцы несли службу по 8 часов в сутки. Заместители командира тоже привлекались к службе, но в основном, в качестве контролёров за службой нарядов, по усмотрению командира. Офицеры взводов назначались старшими нарядов, групп, расчётов, как более опытные люди, готовые принять единственно правильное решение в экстремальной обстановке. В процессе службы скандалов, обид старались не допускать, не для этого мы сюда приехали. Все понимали, что завтра надо будет, чтобы кто-то прикрыл тебя с тыла. Фривольностей и панибратства во взаимоотношениях не допускалось, но солдафонщины и унтерпришибеевщины тоже не было. Были нормальные уважительные отношения, к прапорщикам, как правило, обращались по имени, к старшим по возрасту – по отчеству. А они к офицерам по имени и отчеству или по званию. Поэтому о ребятах остались самые тёплые и добрые, воспоминания, как о сердечных и отзывчивых людях. Как правило, в памяти остаются те, кто отличался своей неординарностью, яркими запоминающимися жизненными деталями, то ли в высказываниях, то ли в действиях.
Одним из таких был мой командир роты майор Чемерзин Юрий Александрович. Так уж сложилась жизнь, что война нас сводила вместе дважды, и оба раза я был у него заместителем. Первый раз здесь в посольстве в Кабуле. А второй раз в СБО (сводном боевом отряде) в Кундузе, в северной провинции Афганистана с 14 августа 1980 г. по 26 января 1981 г. В общей сложности, я прослужил под его началом один год и узнал его хорошо. По характеру был мягким, но не «мягкотелым», он принимал твёрдые волевые решения, обоснованные и справедливые. Если кого и наказывал, то делал это с определённой долей юмора, без сарказма и издевательства. И наказуемые понимали, что были не правы. Никогда не видел его сердитым. Он больше походил на расстроенного нынешним положением дел человека. В отношении людей не проявлял никогда злобы и агрессии, не был злопамятным. Даже если и были случаи, когда это надо было сделать, в случае, когда два бойца напились в гостинице «Спинзар». Ему порядком попало от всех уровней пограничного руководства и органов безопасности. Это было явно видно по его лицу и настроению, что выслушал он от них самые нелесные отзывы. Но, тем не менее, он вызвал к себе провинившихся, и как не было тяжело у него на душе, не кричал, не орал и не топал ногами, а просто сказал, что они «чудаки на букву М..». И велел им собирать вещи домой.
Самым любимым его выражением, которое он произносил перед строем личного состава, было: «Все вы мои синдромы отрицательные и положительные». Все трое, я, командир и старшина жили в одной комнате. Командир был человек с огромным чувством юмора, старшину роты прапорщика Лапина Василия называл не иначе как «Вася Лапочкин из Чувы».
Это прозвище к нему приклеилось по вине секретарши машбюро. При составлении списков роты в графе «домашний адрес» она допустила опечатку и вместо Тувинская АССР, г. Кызыл, напечатала Чувинская АССР. Вася всё это воспринимал с юмором, такое прозвище его не обижало. Когда командир его за что-то отчитывал, он широко разводил руки, делал круглые удивленные глаза, улыбался и делал невинное лицо, как бы извиняясь. Он был смекалистым, находчивым, сообразительным. Несмотря на то, что он остался на ротном хозяйстве один, продолжал его по установленному порядку. В самые напряженные декабрьские дни успевал обеспечивать ротную кухню продуктами с рынка, возить пищу нашим бойцам «Гвоздики» во «Дворец Народов» и Представительство КГБ. За участие в декабрьских событиях был награждён медалью «За отвагу». Повторно я с ним встретился 24 января 1981 года в г. Кундузе. Нам объявили о прибывшей группе офицеров «Каскада» для замены. И что самое интересное и неожиданное было для командира и меня, то, что в сменяемой группе старшиной был прапорщик Вася Лапин. Мы его увидели и узнали, когда он вошёл в калитку, и он сразу попал в наши объятия. Его новые командиры никак не могли понять, почему это вдруг их старшина заслужил таких почестей, не успев и познакомиться ни с кем. Не знал Василий, что обнимает Чемерзина в последний раз. К этому моменту Чемерзин уже был очень болен и ему оставалось жить 7-8 месяцев, в октябре 1981 года его не стало, он умрёт от цирроза печени. В Кундузе Чемерзин заболел гепатитом «А» (желтухой), но решил, что это у него простудное недомогание. От предложения лечения в Кундузском армейском госпитале отказался, лечился сам. В итоге самолечения получил цирроз печени. После возвращения в Союз лёг на лечение в окружной госпиталь в Алма-Ате, но было уже поздно, болезнь была запущена, начался необратимый процесс. Похоронен в городе Панфилов Талды-Курганской области.
О нашем заместителе командира роты по политической части Самуйлове Александре Петровиче я уже упоминал ранее, как о хорошем организаторе нашего досуга, классном музыканте. И как человек он был замечательный, общительный, весёлый, коммуникабельный. Но была у него одна черта, которая резко бросалась в глаза, расчётливость и экономность, порой граничащие с жадностью. Курили сигареты все, и как курильщики «стреляли» друг у друга сигареты. Дабы не слыть жадным, но в то же время и не тратиться на лишнее, он в нагрудном кармане рубашки носил пачку с двумя сигаретами в ней. Если кто-то просил закурить, он не отказывал, доставал пачку одну сигарету брал себе в рот, о второй, оставшейся, говорил, что последнюю и милиционер не берёт и прятал в карман. Вроде бы и не отказал, но в то же время и не дал. Живя с ним в одной комнате, я точно знал, что у него в тумбочке лежала начатая новая пачка. Его экономность и расчётливость с самого первого дня были направлены на осуществления его «голубой мечты», за время командировки собрать деньги на автомашину, так как срок командировки был ограничен шестью месяцами. Я знал и понимал, что в Союзе для офицера это был единственный способ купить её в обход командования и очередей.
Весельчаков и балагуров в роте было много, которые могли «травить» анекдоты и рассказывать байки, но мне больше всех запомнился, не ошибиться бы, прапорщик Ермаков Василий с Западного погранокруга. После каждого выезда в город за покупками он сочинял очередную байку о своих похождениях. О бытовавших в те времена выражениях, в пору советского дефицита на импортные вещи, «достал по блату» или «из-под прилавка» знали все, и это говорило о предприимчивости и широком круге знакомств. Вот и он решил показать себя, купив два джинсовых костюма, стал их демонстрировать. При этом стал рассказывать, что в магазине познакомился с двумя девушками продавщицами, которые ему по блату их продали. Ну, блат это чепуха, такие костюмы в любом дукане купить можно было. Девушки мусульманки не то, что знакомиться с иностранцем, даже разговаривать не будут, тем более, что продавцы в мусульманских странах, как правило, мужчины. А он травит дальше, да ещё с таким украинским заворотом: «Та я їм кажу чисто по-англійські: «Гёрл, о майне кляйне пупхен, о майне кляйне метхен, іх волєн діх, іх лібен діх, а джимси є?». А одна мені отвічає: «Джимсів нема, є тільки чухаси». Тоді я їй кажу: «Ол райт, завертай двоє»». Все стоявшие возле него упали от смеха, это был ходячий живой анекдот. Мы ещё долго вспоминали эту байку.
На примере этого человека я понял, что советскому пограничному технику любая иностранная техника покорится. Был у меня в охране представительства боец, прапорщик Николай Хадеев, техник заставы ММГ. Подкупал своим бескорыстием и веселым характером, а к технике имел особую тягу. Как-то один из преподавателей пограничного факультета Академии царандоя для служебного пользования взял маленький «Пежо-Жук». Еле доехал на нём до представительства, да во дворе его и бросил из-за поломки бензонасоса. Ремонт и заправку машины надо было производить за свой счёт, а это ему было накладно. Николай три дня в свободное от службы время ремонтировал её, перебрал всю топливную систему. От него бензином пахло, невозможно было в спальную комнату войти, ребята, шутя, говорили, что зажженную спичку к нему поднесут. В итоге он её всё-таки отремонтировал, всей группой толкали машину по улице, чтобы завести. После ремонта она была у нас на обкатке и была нашей «боевой машиной» для выездов в город за покупками. Нас сдружил тот факт, что он прибыл из Курчумского погранотряда КВПО, в котором я в 1969 году начинал службу, и у нас имелось очень много общих знакомых.
Прапорщик Ваня Криволап относился к той категории людей, которые старались войти в любую тему разговора, даже если это его и не касалось. Подключаясь к разговору, он старался подчеркнуть свою службу в отдельном Берлинском пограничном полку. Вставку в любой разговор он начинал с фразы: «А вот у нас в 105-м полку, в Берлине….». За ним и закрепилась кличка «сто пятый», а Серёжа Кахович в одной из своих песен его упоминал, он там под этой кличкой и значился.
Прапорщик Леонид Якименко, хотя и был намного старше некоторых и относился к группе «дедов», но запомнился своим атлетическим телосложением. Его часто можно было видеть рано утром, бегающим по территории жилой зоны посольства в любую погоду. Но если верить рассказам, то он имел спортивный разряд по бегу «Мастер спорта». Здесь на высоте около 200м над уровнем моря был не такой здоровый «морской» воздух, как у него в Одессе, откуда он приехал, но поддерживать физическую форму надо же было.
Для дружбы и хороших человеческих взаимоотношений люди находили много причин и способов. Не последней была дружба на почве «землячества», одно то, что кто-то родом с Украины или служит там, было поводом для завязки таковой. Таким товарищем был из КСАПО прапорщик Иван Бондарь, по характеру добрый и отзывчивый. Он всё время улыбался, даже когда я его ругал. Другой раз вроде бы и обиделся, а потом поворачивается и улыбается. Был у меня в группе охраны инструктор служебной собаки Дика прапорщик Мисаревич Николай из Кишенёвского погранотряда, а в роте прапорщик Головня Анатолий из ОКПП «Мостистка», оба в разное время служили с моим младшим братом, с ними тоже поддерживал дружеские отношения. Хорошим товарищем был и прапорщик Статыва Николай из Одесского погранотряда, который знал многих из бывших моих сослуживцев по Ошскому погранотряду, затем служивших в Одессе.
Прапорщик Сыров Геннадий, это была не первая его заграничная командировка, и он имел большой опыт в охране посольств. Говорил всегда тихо, спокойно, был сдержанным, уравновешенным, рассудительным. Его сразу же, как опытного, назначили для службы в здание посольства. Поскольку ему было уже за 40, то перед увольнением на пенсию это была его последняя командировка. Он, всегда шутя, называл себя «старым» и его любимое выражение было: «Пойду, погуляю вдоль заборчика, пока ветра нет, чтобы сквозняком не унесло». Хотя потом ещё, до конца июля 1980 года, был в составе группы «Гвоздика».
Большим почитателем песенного таланта Владимира Высоцкого был старший лейтенант Ганенко Александр. Я даже затрудняюсь сказать, сколько у него было аудиокассет с его песнями, и где он их доставал, так как из Союза он их привезти не мог. Он постоянно в свободное время ходил с магнитофоном и в наушниках.
Во второй половине ноября месяца 1986 года из документа, зачитанного на совещании офицерского состав нашей части, я узнал о трагической гибели прапорщика Маева Владимира Алексеевича. Бывшего бойца нашей роты, который также после декабрьских событий в составе группы «Гвоздика» охранял резиденции Бабрака Кармаля. Он был старшим бортмехаником-стрелком вертолёта МИ-8 Сахалинского авиаполка и вместе с экипажем был прикомандирован к Марыйскому авиаполку КСАПО (г. Мары). Погиб он 19 сентября, после высадки личного состава на точку Янги-Кала, на территории Афганистана при облёте прилегающей к точке территории с целью обнаружения и подавления огневых точек душманов. На предельно малой высоте вертолёт столкнулся с птицей и получил повреждения. Экипаж совершил экстренную посадку на склоне горы, в результате которой произошёл удар вертолёта об землю и отрыв хвостовой части его, где и находился Владимир. К несчастью он не был пристёгнут ремнями безопасности.
Продолжение следует...
Часть 8 >>> |
