После бурных февральских бунтов в Кабуле март месяц прошёл намного спокойнее, городская жизнь, казалось бы, вошла в своё привычное нормальное русло. В начале марта истёк обещанный нам шестимесячный срок нашей командировки в Афганистане. Учитывая перенесённое физическое, психологическое и моральное напряжение последних двух месяцев, личный состав очень устал, всем хотелось домой. Все соскучились по женам и детям, по родным и близким. Но о смене нашей роты никто речи не вёл, начались разговоры о продлении срока в связи с формированием нового подразделения, так что нам рекомендовали ещё потерпеть немного. Но люди всё же потихоньку готовились к отъезду морально и материально, все определились с ассортиментом покупок и подарков. Всё чаще поступали просьбы от ребят о выезде в город за покупками в свободное от службы время. Ведь того изобилия товара, какой был здесь, в Союзе и не снилось никому, и это несмотря на нестабильную обстановку и постоянные боевые действия. Широкий ассортимент бытовой техники, неизвестные тогда ещё в Союзе кухонные комбайны. Телевизоры и радиоприемники, одно и двух кассетные переносные магнитофоны, видеомагнитофоны, и всё это японского производства. Разнообразие различных тканей, входивший тогда в моду материал «кристаллан», от такого изобилия разбегались глаза. То, что мы видели здесь почти в каждом магазине, в Союзе не было даже в валютных магазинах «Берёзка». Множественное количество разновидностей детской радости – жевательной резинки. И всего этого хотелось, привезти родным хоть понемногу.

Выезды по магазинам и рынкам делали ещё и для того, чтобы внести хоть какое-то разнообразие в повседневную однообразную, рутинную жизнь: служба, прием пищи, сон. Хотелось как-то скрасить серость наших будней. Трансляции каналов советского телевидения не было, радиоканал «Маяк» можно было поймать только ночью, советской прессы мы не видели, иногда книгу возьмёшь почитать в библиотеке. Вот и весь перечень возможных занятий, так что выезды на рынки были единственным развлечением. После них люди оживали, поднималось настроение, шли бурные обсуждения покупок, особенно если это была аудио или видео техника новых моделей. Осваивали англоязычные инструкции по эксплуатации к ним, напрягая мозговые извилины, вспоминали школьный курс английского языка. Делали магнитофонные записи, и в этом находили себе развлечение.

Насколько дружным было наше прибытие в Кабул, и как по-разному мы возвращались домой в Союз. Первыми убыли два «штрафника» после посещения в ноябре бара гостиницы «Спинзар». Вторым, в начале февраля, на лечение в военный госпиталь в Ташкенте улетел старший лейтенант Иванец. Третьей 15 февраля убыла группа сопровождения «груза 200» в количестве 3-х человек. Четвертой 27 марта в Союз была отпущена группа по семейным обстоятельствам в составе 3-х человек. 13 мая, основной состав роты охраны, именуемый группой «Орёл» в количестве 53-х человек, сменило подразделение пограничных войск, укомплектованное военнослужащими срочной службы. Офицеры и прапорщики группы «Орёл» убыли в свои воинские части в Союз, отгулять отпуска и снова убыть в новые заграничные командировки. Кто-то вернулся опять в Афганистан воевать в составе штатных подразделений, а кто-то поехал в другие страны с такой же напряженной политической обстановкой, охранять советские посольства.

Из воспоминаний старшего лейтенанта Клещина Владимира: «Замену ждали, как «манну небесную». Нас, из месяца в месяц «кормили обещаниями», срок замены с марта перенесли на апрель, потом на май. Показалось, что это было сказано серьёзно, все начали усиленно готовиться к отъезду. Покупали на рынках дефицитные для того времени японские кассетные магнитофоны, афганские женские дублёнки, часы швейцарского производства. Прошли уже первомайские праздники, приближался День победы, а наше пограничное руководство всё молчало, нервы были натянуты как гитарные струны, хоть «Прощание славянки» играй. На собрании личного состава роты 9-го мая генерал-майор Власов А.А. объявил, что 12 мая наша группа «Орёл» убывает в полном составе домой. Прощаясь, с нами, он сказал: «Молодцы ребята, я рад за вас, что вы живы, остались и всех отправляю домой». Мы не могли дождаться этой даты, не хотелось ни спать, ни есть, разговоры были только о доме. Утром 12 мая поступила команда быть готовыми к выезду в аэропорт. Подали посольский автобус, погрузились, сидим, ждём. Проходит час, второй, звучит команда «Выгружайтесь», летим завтра. Утром 13 мая опять грузимся в автобус, но теперь уже едем в Кабульский аэропорт. Там нас ждёт самолёт ЯК-40, начинаем посадку в него, но мне и ещё группе наших ребят места не хватило. Опять не повезло…. Нас успокоили, сказали, что вторым рейсом вывезут и нашу группу. Сижу и наблюдаю, как рядом идёт посадка в ИЛ-76Д, человек сто уволенных в запас солдат десантников, у всех на груди медали и счастливые радостные лица. Они тоже улетели, а мы всё ждём. Часа через три прилетел за нами ЯК-40. Погрузились, взлетели, в иллюминатор наблюдаю рыжие безжизненные горы. Ловлю себя на мысли, что никогда здесь больше не появлюсь, даже если они станут золотыми. Выходит в салон второй пилот и сообщает, что пролетаем советско-афганскую границу. Мы как закричим «Ура!!!», даже самолёт качнулся. Приземлились в аэропорту города Термеза. Когда вышли из ЯК-40, увидели наших ребят, стоящих возле ИЛ-76ТД с вещами. На нём нас должны были перебросить в Москву. Погрузили свои вещи в него и стали ждать вылета, на улице жара за 35, вокруг чистое поле, спрятаться негде, в самолёте вообще пекло. Все расположились на земле, в тени крыльев самолёта, благо он большой, и «умираем» от жажды. Наконец дали «добро» на взлёт, 4 часа в пути и мы в Москве, а там 13 мая снег идёт. Начали доставать, у кого что есть из теплой одежды и переодеваться. На военном аэродроме «Чкаловский» нас встретил какой-то полковник, распорядился, чтобы мы грузились в автобусы. Ночевать нас определили в казармы в лесу, здесь живут в период сдачи экзаменов поступающие в пограничное училище абитуриенты. Наверное, чтобы мы не разбежались. Утром всех привозят на территорию уже знакомого нам пограничного училища. Сдаём служебные паспорта, получаем свои удостоверения и партийные билеты, всем выдают проездные документы на дорогу. Подполковник Сотников, заручившись нашим согласием на поездку в заграничную командировку в другие страны, отпускает нас с миром за ворота».

Примерно по такому же сценарию 26 июля группа «Гвоздика» в количестве 34-х человек покинула пределы Афганистана, передав свои полномочия охраны личных покоев президента Бабрака Кармаля сменившей её «Гвоздике-2» от пограничных войск. 27 июля группа прибыла в Москву.

Моё возвращение домой было связано с возникшими семейными обстоятельствами. Во второй половине марта мне пришло письмо от жены из Киргизии, что сын серьёзно заболел. Я написал рапорт командиру роты с просьбой ходатайствовать перед пограничным руководством об откомандировании меня в Союз. Были ещё два человека с аналогичными ходатайствами. Через генерала Власова сделали запрос в ГУПВ в Москву и получили разрешение. 27 марта нас 3-х было запланировано отправить домой рейсовым самолётом ТУ-134 Кабул-Москва. Но в связи с тем, что в этот день в Ташкент отправляли для учёбы группу афганских военнослужащих, а так же семью Бабрака Кармаля, то места в самолёте нам не хватило. Накануне, за несколько часов до вылета, с Бабраком Кармалем и членами его семьи, которых провожал посол СССР Фикрят Табеев, я случайно встретился у входа в посольство, куда я приходил в финансовую часть за расчётом. В связи с создавшимся положением нашей тройке предложили вылететь в Союз на военно-транспортном самолёте ИЛ-76, который после доставки груза возвращался в Ташкент. В Ташкенте нас высадили на военном аэродроме, откуда, по нашей настоятельной просьбе перебросили в центральный гражданский аэропорт, не обошлось без хождения по командованию. С вещами нас выгрузили у входа пограничного КПП, так как нам надо было поставить отметки в паспортах о пересечении государственной границы. Надо было видеть выражение лица наших советских пограничников, когда трое «нарушителей границы» пришли к ним со стороны города, минуя пограничный и таможенный контроль. Они никак не могли понять, откуда мы взялись. Начальник ОКПП «Ташкент» стал звонить в Москву, там подтвердили законность нашего пересечения государственной границы. Дежуривший в этот день контролёр, раскрыв мой паспорт и прочитав фамилию, сразу вспомнил тот день, когда я один летел в Афганистан с экипажем АН-24. Пограничники помогли нам с билетами на Москву, так как в Средней Азии это всегда был проблемный вопрос. Глубокой ночью мы были уже в столице, очень уставшие и измотанные таким путешествием. На ночевку поехали в гостиницу КГБ «Пекин», но мест там не оказалось. С горем пополам, после дачи афганского презента дежурному администратору в виде бус, нас подселили до утра. Помню, ночевал в номере какого-то генерала, который всю ночь храпел, я так и не уснул. А рано утром он решил посмотреть новости по телевизору и сварить себе куриное яйцо в стакане. Утром 28 марта, это была пятница, прибыли в ГУПВ в здании КГБ, нас провели в кадровый отдел. Там от нас пытались добиться «правды» об истинных причинах откомандирования в Союз, задавая каверзные вопросы. То ли их не ознакомили с телеграммой, то ли они нас провоцировали. Нам устроили встречу с заместителем начальника Политуправления, потому как старших пограничных руководителей на месте не оказалось, хотя мы были первые, кто оттуда вернулся. Генерал извинился, что встретил нас в гражданском костюме, то ли в ЦК КПСС спешил, то ли приехал, да не успел переодеться. Долго нас не задержал, пробубнил о достойно выполненной поставленной задаче, поздравил с возвращением на родину, спросил, есть ли какие вопросы, да с миром нас и отпустил. Кадровики вернули нам служебные удостоверения личности, партийные билеты, мы сдали им загранпаспорта. В финансовой части выдали небольшую сумму денег, чтобы долететь домой. В понедельник велено было быть в своих частях.

30 марта 1980 года утром рано на рассвете я прилетел из Москвы в Ош рейсовым самолётом. В аэропорту было пусто, в секторе встречающих стояла одна моя жена.

ЭПИЛОГ.