Дыхание Афгана нас, выпускников 1981 года Томского ВМФ, коснулось перед самым выпуском, когда в его стенах мы прощались со старшим лейтенантом Волковым. Который погиб, оказывая медицинскую помощь раненому десантнику в ДРА.

 Естественно большинство из нас догадывались о том, что и нам не миновать участи оказания интернациональной помощи в ДРА. Поэтому многие мои товарищи и я в том числе, прошли соответствующую физическую, спец., парашютно-десантную подготовку еще находясь в стенах факультета. Большинство из низ попали в ВДВ, а я решил продолжить традиции пограничников нашей семьи (отца и брата) и был направлен для службы в ПВ.

В ноябре 1981 года и я получил приказ прибыть из г. Баку, где проходил службу в Бригаде сторожевых кораблей врачом ПМП,  для дальнейшего прохождения службы в КСАПО, с последующим назначением врачом РММГ, формирующейся на базе Тахта- Базарского пограничного отряда.

Прибыв в Тахта-Базар, первым делом пошел знакомиться с ВМС отряда, где начальником ВМС в тот период был капитан м/с Тарасов В.М., нач. ПМП – лейтенант м/с Малахов С.С. (мой однокашник по факультету, с которым  мы проучились 2 года, живя вместе в одной комнате), врачом ПМП сл.  В.Ф. Куликова, нач. аптеки – сл. Чумакова Г.Н. Принят был очень тепло, введен в состояние дел, а затем вместе с В.М.Тарасовым пошел представляться командованию отряда. Начальник отряда -  подполковник Лагутин А.А. тоже был недавно переведен из КЗПО и в этот период сурово, иногда очень жестко наводил порядок в подчиненном ему отряде. После знакомства  с управлением отряда, я поехал знакомиться с группой, которая формировалась на базе 2 комендатуры.

Основной костяк группы составляли офицеры, собранные с разных частей, уже приобретшие боевой опыт с 1979 г.в ДРА (Кабул, перевал  «Саланг», группа «Каскад», СБО (сводные боевые отряды) и т.д.). Только несколько офицеров: зампотех – ст. л-нт Петроченко В.И. из  КВПО, замполит – ст. л-нт Бурцев С.К. из КСАПО, командир минометного взвода – л-нт В.Евстигнеев из 2-х годичников и я врач группы из КЗПО, были необстреляны.  Личный состав набирался из солдат, прослуживших не менее года на заставе,  имеющих спортивные разряды.

Вспоминается, как принимали меня в группу офицеры: устроили фактическую проверку по специальной, физической, боевой подготовке, на моральную устойчивость. И хотя по всем показателям я ее прошел, но замечал в их глазах настороженность, они как бы спрашивали: «А как ты поведешь себя там, можно ли на тебя положиться?»

На формирование и слаженность группы был отведен месяц. Этот период был использован по максимуму: производились ежедневные тренировки в разных составах, в различное время суток, по действиям группы в целом и по подразделениям, при угрозе или фактическом нападении банд.групп на РММГ в населенных пунктах, поле, горах, на марше и наоборот при блокировании банд.групп и их уничтожении.

В конце декабря 1981 г. группа вошла на территорию ДРА, в район  населенного пункта Бала-Мургаб с целью недопущения попыток банд.групп и формирований производить вооруженное нападение на погранзаставы отряда, военные колонны и т.д. То есть мы отвечали за безопасность 100 км зоны со стороны ДРА. Одновременно проводилась большая работа по возрождению и поддержке местных органов власти и разъяснительная работа среди местного населения.

Учитывая состав группы, ее подготовленность и те надежды, которые на нас возлагали, естественно, мы выполняли свои задачи не методом выжидания, когда кто-то на кого-то нападет, а используя развед.данные и тесную связь с местным населением, производили активное выявление банд.групп с последующим их уничтожением.

Здесь окончательно группа сложилась как единый воинский коллектив. Были на практике отработаны все варианты столкновений с противником.

Вспоминаю с глубоким уважением начальника группы Волк Василия Михайловича, начальника штаба Добродеева Григория Ивановича, офицеров: Денисова Алексея,  Гранина Евгения, Киженцева Владимира, Волошина Бориса, которые с большим терпением и тактом делали из меня офицера. Первый месяц командир (Волк В.М.) постоянно держал меня при себе в БТРе, БМП, «Чайке», там, где он находился во время боевых операций, лично показывая, как необходимо действовать в боевых условиях, руководить л/с. Что очень помогло мне в последующем. Я же занимался в основном работой по специальности - оказанием помощи раненым и больным как нашей группы, так и среди местного населения, в объеме - насколько хватало медикаментов.

Однако, уже через несколько месяцев после ввода группы в ДРА офицерский состав группы уменьшился наполовину (практически общее количество офицеров  не стало  превышать 8-9 человек). Причинами были: несоответствие некоторых по моральным и деловым качествам, у кого-то были проблемы семейные, со здоровьем, кто-то пострадал за нарушение «сухого закона». Насколько это было серьезное происшествие (нарушение «сухого закона») можно судить по такому примеру. Два боевых офицера уже на следующий день после употребления завезенной из Союза водки были отправлены вертолетом в отряд, исключены из членов партии, один уволен, а другой переведен в тыловое подразделение в другой ПО.

Поэтому группе в первую очередь требовались опытные офицеры, способные предотвратить необоснованные потери среди л/с при выполнении боевой задачи. Нельзя было оставаться только врачом или зампотехом, тем более, что мы относились к руководству группы и при проведении боевой операции были старшими после командира и нач.штаба. Поэтому мы все были сначала офицерами, а уж затем при появлении раненых, повреждения техники и т.д. каждый начинал работать по основной специальности.

Для примера приведу такой случай. При передвижении группы колонной из Бала-Мургаба к новому району, где начали активно действовать бандгруппы (г. Кайсар),  мне впервые доверили быть старшим в БТР-е, где внутри находился экипаж, отделение солдат и сапер с миноразыскной собакой, а на броне – отделение Ватанпарасов (местной армии, которых мы старались постоянно брать с собой на операции). При прохождении кишлака на вид мирного, я получаю доклад от бойца, сидящего сзади на броне и отвечающего за безопасность левого фланга: «Товарищ лейтенант, по мне стреляют». Я сижу на переднем люке, вокруг отделение бойцов-ватанпарасов, они сидят спокойно (обычно при первом же выстреле их как ветром сдувало с брони). Я тоже ничего не вижу, поэтому посчитал, что ему показалось. Через мгновение этот боец уже упал вовнутрь БТР и докладывает, что он ранен. Спускаюсь вниз и действительно, снайпер, видимо опасаясь попасть в своих соплеменников на броне (в первые годы бандиты надеялись, что их соплеменники, воющие за новый порядок, одумаются и перейдут на их сторону, и отстреливали в основном нас - «неверных»),  произвел два выстрела в бойницу БТР-а, на уровне которой находились ноги этого бойца, сидящего на люке.

Два огнестрельных открытых перелома; один, выше другой ниже колена левой ноги. Тут уж я ему поверил. Начинаю оказывать медицинскую помощь раненому. Сделал все, как учили: жгут, повязка, шина, записка, обезболивание, одновременно докладываю начальнику группы и спрашиваю: "Что делать? Куда эвакуировать раненого?" Получаю ответ, что огню подверглась вся колонна, поэтому до прорыва и спасения других бойцов раненый будет находиться в БТР-е. Поэтому принимай командование экипажем и с огнем прорывайся к месту, где может безопасно подсесть вертолет. Вертолеты из отряда уже вызвали.

Принимаю решение и даю приказ своему десанту и экипажу: "Огонь из всех видов оружия на поражение, водителю БТР-а прорыв в северную сторону". И тут началось: во время одновременной стрельбы из АКС-ов, ПКС-ов, КПВТ собака начала от испуга бросаться из угла в угол, а так как раненого деть то некуда, он лежит посередине БТР-а (60-ПБ) за КПВТ, то достается в основном ему, собака скачет по его прострелянной ноге, визжит, а раненый "дурнинушкой" орет от боли. И сделать то особо нечего, не стрелять же собаку. Так продолжается около часа, периодически отвлекаюсь от ведения боя, ослабляю жгут на время, вкалываю дополнительно наркотики, а время на записке угрожающе подсказывает, что тянуть больше с отправкой нельзя. Докладываю об этом командиру и прошу поддержать огнем прорыв моего БТР-а. Тут как раз и вертолеты подлетели. Вырвался наш БТР, быстро перегрузили раненого в вертолет, а сами обратно на помощь своим товарищам.

Этот бой стал отправной точкой в моей боевой деятельности. Я понял, что промедление, перекладывание принятия решений на другого в боевой обстановке (прикрываясь тем, что я врач) недопустимо. Необходимо уметь брать на себя ответственность и добиваться выполнения задачи.

Что касается  раненого, то он был переправлен в госпиталь ПВ г. Ашхабад и позже, после поправки домой, прислал мне письмо со словами благодарности за сохраненную ногу.

Соответственно изменилось отношение ко мне всех бойцов и офицеров группы. Мне стали доверять все больше людей и боевых машин в подчинение, ходить головным в колонне, впоследствии производить «обкатку» офицеров, прибывающих к нам на стажировку. Что такое «обкатка» это отдельный разговор.

Хотя группа наша была небольшая по численности (120-150 чел), но жизнь показала, что воевать легче, если действовать, используя только десант налегке, на боевых машинах, Десантно-штурмовыми группами (ДШГ), а хоз.взод с необходимым имуществом, техникой, машинами оставлять где-то во временных базах под прикрытием части группы. Эта тактика сразу дала свои результаты. Мы приходили в район действия банд. Закапывали, обкладывали, закрывали свою технику, временные склады, оставляли для прикрытия 3-4 боевые машины  с половиной группы, а другой половиной наносили удары по банд.группам. Причем в каждый очередной выход на операцию брался личный состав из тех, кто отдыхал на временной базе. Правда, существовало наказание для провинившихся - их не брали на очередную операцию, что было хуже всего, так как этим отказывали ему в доверии, и  он делал все возможное, чтобы исправиться.

Это был период, когда редкая неделя проходила без боестолкновений. Нередко боевые выходы совершались 2-3 раза в неделю, либо приходилось проводить одну операцию в течении  2-3 недель. Месяцами не раздеваясь, не имея возможности помыться, не говоря уж о стирке белья, без сна, разве можно назвать сном коротание ночей полностью одетыми, с оружием в руках, в насквозь промерзшем БТР-е или БМП, зная, что в любой момент возможно нападение.

И в этих условиях офицеры подразделений, л/с соревновались за право идти на операцию, особенно те, кто уже имел ранения. Командиры подразделений очень ревниво относились к тому, кто брал на время операции в подчинение их л/с и боевую технику. Вынужденные периодически оставаться на базе, они должны были быть уверенными, что мы зря не подставим их людей. Так как только два человека были участниками всех проводимых операций: зам.потех. и врач группы, без которых ни один командир не пойдет на боевой выход. И это имело свои положительные стороны. Уже через короткое время мы знали практически каждого солдата, на что он способен, слаженность экипажей, готовность боевых машин. И при подготовке особо ответственных операций мы могли посоветовать командиру, кого лучше взять с собой. И здесь хочу еще раз отметить роль командира группы. Который перед каждым проведением операции, не просто в виде приказа, ставил нам задачи, как действовать,  а используя метод обсуждения, так проводил совещания, что каждый осознанно приходил к принятому решению. Соответственно каждый знал свое место в бою, и  даже при смене обстановки, изменении хода боя, ни у кого и в мыслях не было -  оспаривать приказы командира.

О роли врача в боевой группе приведу такой пример произошедший со мной в 1982 году. Начальником политотдела отряда, подполковником Чумаковым, я был вызван в отряд на заседание парткомиссии для получения кандидатской карточки КПСС. На попутном вертолете  прибыл в отряд и направился в штаб для представления, что прибыл. Навстречу начальник отряда подполковник Лагутин А.А. , в то время молодой, подтянутый, решительный, твердой рукой наводящий порядок в отряде. Он останавливается как вкопанный и говорит: "Погребицкий, а ты что тут делаешь?" Я рапортую гордо, зачем прибыл. А он взбешенно: "На завтра Москвой назначена для вашей группы  ответственная операция, а ты тут!". Разворачивается, заводит меня к себе в кабинет, звонит в Москву, просит отложить операцию на 2 дня, тут же вызывает начальника политотдела, ставит ему задачу экстренно провести заседание парткомиссии и завтра же отправить меня обратно в группу, что и было сделано.

Выходя на операции малыми силами, 50-70 человек л/с на 4-6 БТР-ах и БМП с 4 -5 офицерами, включая старшего группы (командира или начальника штаба), врача, зампотеха, естественно, каждый из офицеров отвечал за тот л/с который находится с ним в БТР-е или БМП. И часто всем нам приходилось выполнять несвойственные, как может показаться со стороны, обязанности.

Для примера приведу два случая:

Случай 1. Как обычно начали блокирование бандгруппы в одном из кишлаков. Группой из 5 боевых машин командовал нач.штаба Г.Добродеев, который оценив обстановку, разделяет группу надвое, чтобы перекрыть возможные пути отхода банды, решает нанести удар сразу с двух сторон. Мне ставит задачу обойти гору сзади кишлака и выдвинуться на господствующую высоту, поддержать огнем того, кто потребует и при необходимости (при прорыве банды) перерезать отход банды. Я в той операции находился на БМП. Все казалось обыденно, как не раз уже делалось. Я отдаю приказ механику-водителю и мы под углом в 45⁰ начинаем подниматься в гору. До вершины остается около 50 метров и вдруг БМП останавливается. Я спрашиваю у механика, в чем дело, а тот в ответ: «Гусеница слетела». Гляжу точно, справа уже нет, а слева на половину съехала. Спрашиваю, а что будет, если и вторая слетит. Он в ответ: » Что будем на катках, как на санках, до самого низа горы лететь». А у меня в БТР-е кроме экипажа отделение бойцов. Все, думаю, будет братская могила.

В это время уже разгорелся бой в кишлаке. От меня требуют поддержки, а я  думаю, кто бы меня поддержал. Принимаю решение: отправляю бойцов с сержантом на верхушку горы, с приказом окопаться и поддержать огнем товарищей. Сам начинаю советоваться с механиком, как спасти БМП (так как у нас просто так технику не списывали, как в кино показывают). Он говорит, что если снизу другим БМП подпереть, то можно попробовать натянуть гусеницы. Докладываю по рации об этом начальнику группы, оставшемуся на базе, тот направляет другую БПМ мне на помощь. Прибывшему механику- водителю ставлю задачу подпереть наш БМП. А тот как увидел угол горы и высоту, на какую надо подняться заявляет: » Что хотите, делайте, а я туда не поеду». Что тут делать? В кишлаке Г.Добродеев постоянно вызывает 110 (это был мой позывной), ты где? А я не могу реально ничего сделать. Докладываю опять начальнику группы, тот направляет другой БМП. С этим проблем уже не было. Поднялись, подперли и стали втроем гусеницы натягивать. Вот тут я вспомнил и кино «Четыре танкиста  и собака» и то, что никогда трактор не ремонтировал. Но мы это сделали, натянули гусеницы, спустили БМП, и еще успели, забрав десант, помочь своим в кишлаке.      

Второй яркий случай:

Поступила нам информация, что в горном кишлаке бандиты прячут пушку, отбитую у армейцев, и мы во главе с начальником группы, направились отбивать ее. Единственно, чем отличался этот выход от других - тем, что мы взяли на обкатку прибывшее пополнение л/с (у нас было правило, что старослужащий солдат не увольнялся, пока закрепленный за ним новичок не становился достойной ему заменой). А так опять 5-6 боевых машин и человек 20-30 ватанпарасов на броне. Сначала все шло по плану: отбили пушку, отправили ее с одним БМП на базу, а сами стали преследовать остатки банд.группы, уходящей в горы на лошадях. И тут случается непредвиденное – застучал один из двигателей БТР-а при прохождении  группой глубокой лощины. Как я уже говорил, бросать технику нам не разрешали, поэтому командир принимает решение- прекратить преследование и вытаскивать сломанный БТР другим БТР-ом.

 А в это время, пока мы разворачивали БТР и цепляли его к другому, банда вернулась, обложила нас по периметру и стала расстреливать как в тире. Необходимо было занять высоты и дать возможность выдернуть из лощины БТР, так как усилий одного БТР для этого не хватало. Командир дает приказ: всем офицерам - десант в горы для занятия высот. Я дублирую приказ своему десанту под грохот пуль по броне(а он наполовину из новичков) и тут с одним из молодых происходит истерика. Он падает на землю, снимает каску с головы, вырывает яму, сует туда голову и начинает скулить. Остальные молодые замерли. И тут мне с сержантом пришлось действовать жестко, потому что времени не было объяснять молодым о том, что если они не прорвутся на высоты и не закрепятся, нас пожгут гранатометами. Старослужащие, схватив каждый своего подопечного и подгоняя его кто словами, кто прикладом, прорвались на высоту и стали отсекать бандитов. В этот момент мне пришлось прикрывать их огнем  из КПВТ, а командир с еще с одним офицером руководили  сцепкой поломанного БТР-а сразу с двумя БМП. Стоя под огнем, чтобы их видели механики- водители БМП и БТР-а,  они должны были организовать одновременное начало движения всех боевых машин для сохранения целости тросов, и они это сделали.

Мы вырвались из лощины, посадили десант и стали потихоньку отступать. Но тут нас застала ночь, передвигаться на сцепке ночью, в горах- самоубийство. Было принято решение найти подходящее место и принимать круговую оборону. Так и сделали. Но банда решила нас не отпускать, обложила по кругу и стала обстреливать. Здесь многие из нас поняли, что такое необоснованное забивание магазинов трассирующими пулями. Раньше мы широко это использовали, так как хорошо видно, куда летит пуля. Теперь это обернулось против нас. На каждый наш выстрел летел целенаправленный ответ. Стало появляться все больше раненых. А бандиты кроме того, начали кричать ватанпарасам, находящимся с нами ( у нас были бойцы-переводчики из числа таджиков, которые их хорошо понимали), что мол, мы вас не будем трогать, давайте поддержите нас огнем, стреляйте неверных. Так и прошла ночь в оказании помощи раненым (как нашим, так и ватанпарасов),  ведением боя и ожиданием, как поступят эти самые ватанпарасы. Утром прилетели вертолеты, поддержали нас огнем, забрали раненых, а мы вернулись на базу.

Оценивая, кто как поступал в каждой конкретной ситуации, как определить, кто делал свою работу, а кто нет?

Вообще, ведение войны это грязная работа, когда ясно осознаешь, что если не ты, то тебя. Для примера приведу такой эпизод из нашей «Кайсарской» жизни.

Кайсар это большой областной город. В котором до войны была югославами построена большая первоклассная больница, разрушенная полностью к нашему приходу. Вот на территории этой больницы мы и устроили временный лагерь (хоть стены, какие - то остались для прикрытия и забор). Закопали технику, прорыли ходы сообщений, замкнули по периметру и к центру. Больница располагалась в центре города, через площадь 50-70 метров уже располагался городской базар, а вокруг больницы жилые постройки, дома саманные, глинобитные стены и улицы. Днем особо нас не беспокоили, зато всю ночь из разных построек по нашему лагерю велся огонь. Приходилось всю ночь подавлять этих стрелков из группового оружия. Расслабляться было некогда, тем более мы знали, что рано или поздно будет организованное нападение на лагерь. И хотя мы и производили, как я описывал ранее, операции по уничтожению разрозненных банд, в конце апреля нами была получена информация о готовящемся нападении. По данным разведки несколько банд (общей численностью 2000 чел.) решили объединиться и в ночь на 1 мая 1982 года одним махом с нами расправиться.

Трезво оценивая количественный расклад и близость, на которую могут подобраться незаметно к лагерю бандиты, мы понимали, что наше умение воевать не поможет в этой конкретной ситуации. Времени для ожидания подкреплений уже не было. И было принято решение 30 апреля нанести упреждающий удар по бандам, сконцентрированным вокруг нас, расколоть их и попытаться рассеять. Отряд помог двумя вертолетами, куда мы посадили свой десант, для огневой поддержки с воздуха. В лагере оставили только не бронированную технику, офицеров из числа прикомандированных из ПО (Особиста, нач.физа, стоматолога), находившихся в этот момент в группе, а из л/с водителей и из хоз.взвода.

 Прорыв осуществляли сразу в трех направлениях, соответственно разделили и группу. Два основных направления возглавили командир и нач.штаба, третье доверили мне. Сначала все пошло, как и думали. Бандиты не ждали такой наглости от нас и мы, ворвавшись в их порядки, буквально косили их из всех видов оружия. Но это продолжалось не долго. Первым был подбит вертолет, который загорелся и начал падать в расположение бандитов. Бандит, который его подстрелил, оказался поблизости от нас, он от радости выскочил на глиняную крышу дома и стал бешено от радости плясать. Мы, как завороженные смотрим то на падающий вертолет, то на него. Тут я не выдержал и дал команду наводчику КПВТ срезать плясуна. Эта картина стоит у меня перед глазами до сих пор. После очереди оставшиеся ноги еще плясали, а туловища уже не было. Одновременно другой  бандит выстрелил из гранатомета по нам. Слышим удар по корпусу БТР-а и секундное ожидание всем экипажем, взрыва.  Взрыв, но в метрах 100 от нас, снаряд пошел рикошетом. Мы, глядя друг на друга, думаю подумали одно и тоже – рано, еще не судьба. Оставляю несколько человек с АГС –ом и ПКС-ом для прикрытия, а сами продолжили прорыв. Как передать ощущения от видения как идет расстрел десятков людей, как отрывает у них руки, ноги, головы при попадании из КПВТ (пули - 14,5 мм), как накрывает огнем АГС-а группу в человек 30 – 50, но у тебя в подчинении такие же десятки людей, только своих, и выбирать не приходится.

 Для спасения людей из вертолета нач.штаба на двух БТР-ах решил прорваться к месту падения вертолета. При прорыве один из БТР-ов подбили, но видимо нам везло в тот день, из-за слишком близкого расстояния, с которого был произведен выстрел, снаряд просто как болванка пробил один из двигателей и не взорвался. Совместными усилиями групп командира и нач.штаба все таки пробились к вертолету, подобрали людей и стали пробиваться назад. Я так же получил команду возвращаться на базу.

Подобрал боевые расчеты и добивая остатки бандитов вернулся в лагерь. К этому времени туда подтянулись и другие группы. Банд.группы как и планировали были рассеяны и новых попыток нападения не делали.

Осматривая раненых и оказывая им помощь меня поразил случай с бойцом из подбитого вертолета который был привязан стропами в дверях с АГС-ом. Десант,  находившийся в подбитом и загоревшимся сзади вертолете,  сразу же набился в кабину к летчикам (как они там все поместились одному богу известно) и закрыли двери. А этот боец не мог сам развязаться. Так вот на расстоянии 2-3 метров от земли он просто вырвал эти стропы и выпрыгнул на землю. Весь сильно обгоревший, но живой.

Я оказываю ему помощь, а сам думаю, зная, что такое парашютные стропы, на что еще способен человек? Погрузили раненых и прикомандированных офицеров в оставшийся вертолет и отправили в Союз. И  что вы думаете, не долетев несколько сот метров до 13 заставы, он просто упал. Оказалось, у него тоже были повреждены трубопроводы, но дополнительно ни кто не пострадал.

Это действительно был наш день. В тот день по данным разведки мы вывели из строя (ранеными и убитыми) около 800 бандитов.

 Казалось, все на сегодня, но тут местные власти подгоняют несколько грузовых машин, полностью забитых тяжело ранеными мужчинами цветущего возраста, которые, с их слов были не бандитами, а защитниками. Начинаю осматривать, ранения в основном проникающие в грудь, живот, голову, оторванные конечности, и вдруг, узнаю среди них тех, по кому вел огонь мой БТР. Вот и работай с местной властью. До этого у меня уже были подобные подозрения, когда ко мне привозили после операций раненых афганцев  для оказания помощи, и я вроде узнавал кое - кого. Но тут было уж слишком явно. Но что поделаешь – Восток дело тонкое.

Кто -то прочитав это повествование, подумает и правильно сделает: « Что ж если вы были такие крутые - то 10 лет воевали и ушли бесславно?

В том то и дело, что в любом деле должны действовать профессионалы, и особенно воевать. Не все были такие, как мы.

 Не буду описывать, как действовали армейцы, ВДВ (по их реляциям с поля боя о количестве убитых бандитов, уже через несколько лет было выбито все население Афганистана). Возьму для примера другие подразделения наших ПВ, хотя бы ту же ММГ из Северо-Западного пограничного округа, в три раза большую нас по численности, полностью укомплектованную, от оружия до дров, в том округе, которую мы, приняв с эшелонов, ввели в г. Калый-Нау. Задачей ММГ было зарыться в землю капитально, на годы, и пугать своим видом и стрельбой по ночам окружающее население. Так как ни одного боевого офицера у них не было, и ни одной самостоятельной операции им не могли доверить, то нам поручили по одному их подразделению брать на «обкатку». Первая же порученная им задача – сопроводить к нам колонну с боеприпасами, была провалена. Потеряли несколько человек, возникла паника, и нам пришлось ввязаться в бой, отбивать и руководить их бойцами, так как их руководство было демарализованно.

Тут поступает нам приказ - разделить группу на несколько частей и вертолетами высадиться на горных тропах для перекрытия путей отступления банд.группам, которых будут гнать на нас армейцы. Кто то может помнит чистку Зеленой долины 1982г.- совместная операция армейцев, ВДВ и ПВ. Для того, чтобы наш временный лагерь в г. Кайсаре не заминировали, было поручено на период отсутствия нашей группы, посадить туда несколько подразделений из Калый-Науской группы. Каково же было мое удивление, когда по прилету обратно в г.Кайсар и проверке имущества, я не обнаружил ни носилок, ни медикаментов. Выяснилось, что за этот период они успели потерять 12 человек, причем, не выходя на открытые операции.

Или действия такой же группы из Керкинского отряда. Когда при переходе в г. Кайсар, для замены нас (мы уходили для выполнения спец.операции, разработанной в Москве, южнее г.Герата), они потеряли 6 человек. Причинами потерь, которых были: слабая подготовка, полная не согласованность действий командиров всех степеней, неумение добиваться выполнения приказа, обсуждение приказов в то время, когда нужно действовать. Мы слышали их переговоры по радиостанции, для принятия решения, вмешиваться в бой или нет, и  было горько сознавать, к чему приводит безграмотность в руководстве боем. И это притом, что мы за те полтора года, что я был в группе, потеряли только 1- го человека. Это достигалось постоянным соблюдением приказов, жесткой дисциплиной, недопущением даже малейших нарушений. Для бойца совершившего проступок , самым страшным наказанием было признание его недостойным служить в группе с последующей отправкой в Союз. Отчет по проведенным операциям и убитым бандитам у нас велся по фактически сданному количеству захваченного в бою оружия. Количество стволов подтверждало количество убитых бандитов.

Не все прекрасно было и у нас. Как я уже отмечал, в первые месяцы у нас тоже прошел отсев офицеров. Бой, как лакмусовая бумажка, сразу показывает кто на что способен. Кто - то ушел сам, кое - кого мы сами добивались, чтобы убрали. Был среди нас зам.полит группы, который поставил себя так, что после первых же боевых выходов, офицеры перестали его уважать, а л/с молча игнорировал его приказы. Так он вынужден был месяцами, выискивая разные предлоги, находиться в ПО, только чтобы не возвращаться в группу. И получалось, что вроде и есть офицер, а практически его нет. Были проблемы и с вновь прибывающими на замену офицерами. Не каждый приживался, что было - то было. И здесь еще раз хочу подчеркнуть роль нашего командира – Волк Василия Михайловича, психолога по призванию, настоящего офицера, который смог создать такой коллектив единомышленников, слаженную боевую машину, в которой каждый знал свое место и одновременно был уверен в каждом.

Для примера взаимоотношений в группе приведу такой случай.

 В период, когда группа выполняла роль ДШГ при чистке Зеленой долины (была разделена на 6 подгрупп и посажена на тропы), я с отделением бойцов на вертолете занимался одновременно функциями врача (снимал раненых, отправлял их в отряд ) и  снабженца (на обратном пути загружал вертолет боеприпасами, продовольствием и т.д.) для обеспечения своих всем необходимым. И вот при очередной загрузке вертолета (на 13ПЗ, где была перевалочная база), я сижу в камуфляже на одном из ящиков и контролирую погрузку, производимую моими бойцами. Тут ко мне приближается группа офицеров из 3-4 чел., прибывших, как в последствии оказалось, для стажировки в нашей группе и собирающихся лететь с нами. Так как мы в группе не носили знаков различий и кто есть кто знали по памяти, то не удивительно, что они приняли меня за одного из солдат. Один резвый капитан подбегает ко мне, снимает с меня панаму (новая была панама) и заявляет мне: »Значит так, мы летим в боевую группу где  мы …, а нам выдали такое обмундирование в Ашхабаде, что я не могу показаться там в таком виде. А ты, боец, тут обойдешься и  в моей, и отдает мне свою». И тут произошло то, что даже я не ожидал. В одну секунду мое отделение окружило офицеров и сержант молча, одними глазами, спрашивает меня: » Что, делать их?». И это в Союзе, а как они действовали фактически в бою? Я, зная к каким последствиям приведет разборка, останавливаю бойцов. И просто спрашиваю капитана, а знает ли он, кто я, кто эти солдаты?  И когда он узнал, что мы из той самой группы, куда их направили, и, видимо, зная уже как мы «обкатываем» прибывающих к нам офицеров, то всю спесь, как рукой сняло, а сам он стал бело - зеленым. Но ничего в последствии, оказался не плохим офицером.

Тот - кто читая эти строки, возможно, подумает, о том, почему я, врач, я практически не описываю, как героически спасал жизни бойцов?

 Отвечу кратко. Просто это была моя работа. Только десятки наших раненых солдат  и офицеров (не считая афганцев) прошли через мои руки. Половина из них по два- три раза. Так как при том образе жизни, что мы вели, не возможно было их исключить. Большинство, пройдя лечение в Лазарете отряда  и в госпиталях ПВ, возвращались обратно. Некоторые прошли это не один раз. И думаю, не я должен оценивать свою работу, а те, кому, как мог, я помогал, иногда тянул по 2-3 дня, дожидаясь прибытия вертолета, и которые, отслужив свой срок живыми и здоровыми вернулись домой.

А вот казуистические случаи из практики могу рассказать. Наверное, многие врачи в Афганистане, столкнувшись с лечением раненых и больных афганцев, были поражены исключительным эффектом при применении антибиотиков. То, что мы читали о применении пенициллина в годы ВОВ, полностью повторилось в ДРА. Их люди - дети природы, не знающие с детства лекарств, возрождались после первых же уколов антибиотиков. Сквозные раны бедер, плечевого сустава, после первичной хирургической обработки, наложении шин и полуспиртовых повязок на раны, с последующим регулярным применением один раз в сутки антибиотиков, заживали в течение месяца. Для более тщательного лечения у меня не было ни времени ни места. Стационарного мед. Пункта, а тем более лазарета у меня не было. Основное свое снаряжение (десантная мед.сумка и ящик с необходимым имуществом) всегда возил с собой, перегружая с одной боевой машины на другую. Поэтому, раненых просто привозили, когда было возможно на перевязки, которые производились в полевых условиях, часто не снимая раненого с машины.

Что касается наших пострадавших, то опишу случай произошедший с командиром минометного взвода лейтенантом Валерием Евстигнеевым произошедшим с ним летом 1982 г. в период, когда группа работала как ДШГ при чистке Зеленой долины.

Для полноты картины опишу, что это был за офицер. Волею судьбы (так как в ПВ как оказалось, не готовили минометчиков) он был призван в ПВ после окончания какого то горного института. Где их как инженеров учили мино-взрывному делу. И вот с такой подготовкой, с тетрадками конспектов, он прибыл к нам в группу. Как офицер ноль, как специалист – теоретик по тетрадке.  Весело подшучивая над ним, при этом мы все, как могли помогли его становлению, как офицера. И уже через несколько месяцев он стал равным среди нас, солдаты стали его уважать. Но как специалиста мы не могли его ничему научить, потому, что никто из офицеров не знал как обращаться с поступившими нам на вооружение минами для 80 и 120 мм минометов. На головке снаряда, были несколько колечек, при разных углах постановки которых, мина взрывалась либо через определенное время, либо на определенной высоте,  либо при касании с землей и т.д. При нахождении в Бала-Мургабе мы методом проб и ошибок нашли несколько комбинаций, когда мина действительно взрывается, а не падает, как болванка.

И вот на перевалах, когда группу рассредоточили на тропах, л –нт Евстигнеев разделил свой л/с и стал пристреливать по местности минометы. Некоторые снаряды не разорвались, и он, уже битый, обстрелянный офицер, дает команду солдату, что бы тот принес один из них. Затем, держа снаряд в руках, стал рассматривать его, с целью выяснить, почему же он не взорвался. Хорошо хоть в стороне от остальных. Как и следовало ожидать, мина взорвалась у него в руках.

 Когда мне доложили о происшедшем, я ожидал увидеть, куски рваного тела на месте взрыва. Но каково было мое удивление, когда я увидел живого, относительно целого лейтенанта, правда, всего в крови. Ну, думаю, хана, как минимум проникающие ранения в грудь, живот, да и голова в крови. Начинаю осмотр и не верю глазам своим. Голова целая, глаза целые, только лицо сильно посечено несгоревшим порохом. Опускаюсь ниже, грудь, живот, ноги без видимых повреждений; одежда правда вся в лохмотья превратилась, а так ни чего. И только руки … вместо пальцев куски - ткани и кровь хлещет. Остановил кровотечение, обезболил, наложил повязки и вертолетом полетел с ним в отряд. И только там вспомнил, что сегодня День моего рождения. В операционной ВМС отряда, вместе с фельдшером еще раз осмотрели лейтенанта. Нет, все остальное в порядке. Приняли решение ни куда его не отправлять. Сделали сами хирургическую обработку ран, сформировали культи на оставшихся фалангах. А вечером, тутже, в санчасти, мы с В.Евстигнеевым отметили наши Дни рождения, мое настоящее, и его новое.

Для того, что бы рассказать обо всем, что мы пережили, я думаю необходимо писать книгу, а не размениваться на малые рассказы.

И по этому когда меня спрашивают:» Что Вы вспоминаете, когда слышите слово ”Афганистан”?» Первое, что я вспоминаю - это первые мои впечатления при виде нового государства. Сначала легкая эйфория; как же мы, в другом государстве, попавшие как бы в прошлое (1361год по их календарю), где дехканин пашет деревянной сохой на быках, а я сразу вспоминал учебник по истории 4-6 классов, где была точно такая же картинка. И думал, как здорово перенестись назад, к прошлому своей страны, увидеть своими глазами как это было.

Потом угнетающие видения всеобщей нищеты. Когда в кишлаках не имеющих домов, люди живут в ямах под кошмами, детишки зимой и летом, бегающие босиком в одной и той же одежде, подбирающие пустые банки от сухого пайка и цинки от патронов, для изготовления посуды. И мы -пришедшие устанавливать свой порядок.

 Затем вспоминается, в каких условиях мы существовали. Когда бойцы ежедневно, где бы мы не были, производили закапывание техники, рыли окопы, стояли в них по колено в ледяной воде в насквозь промокшем бушлате – зимой, и под палящим солнцем, с песком во рту, когда невозможно было в течении нескольких дней приготовить и проглотить пищу из за «Афганца» - летом. При всем при этом, бойцы, заболевая, получая ранения, умолявшие меня, сделать все возможное, но только не отправлять на лечение в Союз, из - за боязни быть комиссованными и не вернуться в группу.

 И на этом фоне, мнения некоторых офицеров отряда, о нас, как  о тех, кто служит здесь, чтобы не подшиваться, не чистить сапоги и при этом больше получать, высказанные нам в лицо в первые месяцы.  Правда, пройдя поочередно «обкатку» у нас, они изменили свое мнение, но все же это было.

И уж затем вспоминается фраза одного из генералов из Москвы, прилетевшего к нам группу с мешком знаков «Отличник погранвойск 2 и 1 ст.», благодарившего нас за успешное проведение операции южнее Герата, за разработку которой кое - кто из генералов в Москве получил звание Героя СССР. Когда мы, офицеры, не выдержали и перед строем его спросили: » Ладно, мы офицеры, но неужели за год боев ни один солдат не достоин хотя бы медали?». (Этих погранцов у нас у каждого было уже по несколько штук).

На, что он ответил: «Вы не воюете как 40-я армия, а оказываете интернациональную помощь, и потому боевые медали вам не положены». Сел в вертолет и улетел.

Вот и ответь коротко, что ты вспоминаешь и чувствуешь после слова ”Афганистан”. Проще просто промолчать. Вспомнить еще раз своих боевых товарищей и поблагодарить судьбу за то, что довелось служить именно с ними.

В апреле 1983 года пришла, наконец, и мне замена. И хотя начальник отряда п\п-к А.Лагутин неоднократно предлагал мне остаться начмедом в отряде, я вернулся опять в КЗПО. Сначала в г. Пришиб, а затем в г.Красноводск. и думал, что все моя боевая деятельность кончилась.

 Но настал декабрь 1989 года. Баку. Захват города «Народным фронтом», массовые беспорядки, уничтожение сначала армянского, затем и русскоязычного населения. И меня, капитана м/с в начале января 1990г. направляют кораблем из г.Красноводска (аэропорт, ЖД вокзал, все выходы из города были захвачены), как военного инструктора, в  Бригаду сторожевых кораблей, для организации обороны части, обучения действий л\с в различных боевых условиях.

 Первое, что меня поразило, это то, что Бакинская бухта была полностью заблокирована (согнали все, что могло плавать со всего Каспия) и Каспийская флотилия ( командующий - целый адмирал, который ничего не сделал, для предотвращения этого, как старший морской начальник) была практически выведена из боя еще не начав его. Мало того, подходя к бухте, мы перехватили команду «Народного фронта» для тяжелых морских кранов - провести разгон и врезаться в расположение судов Каспийской флотилии, для вызова детонаций и взрыва всех кораблей флотилии. Поэтому нам пришлось  сначала предотвращать диверсию, а затем прикрывать прорыв пограничных кораблей с беженцами на борту, загруженных до такой степени, что палуба находилась всего на 20 – 30 см. над водой. Отсекать преследователей. Пробив проход для своих кораблей, мы наконец подошли к плавпирсам пограничной Бригады.

 И первое, что увидел - это гражданского плывущего на байдарке вдоль кораблей бригады. И не один часовой на корабле и пирсе не среагировал, на возможного плав.диверсанта. Достаточно было одной магнитной мины и полностью снаряженные корабли, разнесли бы всю бригаду. Когда после швартовки и представления комбригу капитану 1 ранга Ю.Ступикову (очень грамотного командира), я доложил о действиях его подчиненных, мне стало его по человески жаль. Так он болезненно воспринял это.  Он провел огромную работу по организации обороны части, вывоза членов семей военнослужащих и служащих части (когда на сборы давалось 30- 40 мин.), эвакуации армянского населения, но один везде не мог поспеть. Так как треть офицеров и половина мичманов, сразу после начала беспорядков, подала рапорта на увольнение. Они вдруг поняли, что могут носить погоны только в мирное время. А некоторые просто оставляли рапорта на столе, ключи от квартир, кабинетов и самовольно покидали Баку.

В добавок к этому помещения  штаба заняли офицеры Бакинского ОВО, которых некому было охранять в своем здании.

В этой ситуации было очень трудно не допустить паники при попытках нападения на часть и выполнять боевые задачи. Но мы справились. Совместно с десантниками захватили  ядро «Народного фронта», которые пытались уйти на корабле, когда поняли, что проиграли. После захвата аэропорта нашими пограничниками из Тбилисского Авиаполка, организовали эвакуацию населения транспортными самолетами в Москву и др. города России. В течение нескольких дней, совместными усилиями Армейцев, ВДВ, Пограничников город был освобожден.

Теперь, на протяжении лет оценивая складывающуюся ситуацию у нас в Казахстане в целом и в госпитале конкретно, присутствуя при представлении нам новых офицеров, прапорщиков, получении очередных воинских званий, я задаю себе один и тот же вопрос: »Кто ты на самом деле?». И когда представляется возможность,  желаю им только одного Чтобы никогда жизнь не потребовала от них отрабатывать свои погоны. Пусть лучше будут они классными специалистами своего дела, носящими погоны, чем окажутся ни к чему не пригодными офицерами и прапорщиками, мнимо гордящимися своими званиями».

Подполковник м/с             В. Погребицкий