 ШЕСТЬ ЛЕТ НА ТОЙ СТОРОНЕ
Ст.лейтенант Валентин Попов «ДЭША» — так сокращенно называ¬ют пограничники десантно-штурмовые мотоманевренные группы (ДШМГ). «Дэша» — это люди, которые немало походили на грани жизни и смерти.
Подполковник Александр Бажанов, преподаватель Московского военного института ФПС России, прошел службу от заместителя начальника заставы до начальника Пянджской ДШМГ, ко¬торая воевала в Афганистане. Рост - ниже среднего, небогатырское телосложение, широкое лицо, внимательные серые глаза. Этот человек не на¬поминает Рэмбо. Но фраза, услышан¬ная о нем: «Шесть лет в «дэша» — это о-очень много», — будила любопытство к нему, заставляя вслушиваться в его тихий голос, пытаться найти в его ску¬пых фразах то необычное, чего было так много в его жизни. На вопросы он отвечал не сразу, задумывался, словно бы с трудом окунаясь поглубже в озеро с названием Память. Подходил к окну, курил, устремив взгляд куда-то вдаль.,, БЕЛАЯ КОСТЬ
Если в двух словах о ДШМГ, то я бы так сказал: это всегда большие непри¬ятности для душманов. А для командо¬вания — сила, которая не подведет.
Всего в период войны в Афганистане было четыре ДШМГ. Самой первой была Ксркинская. Затем наша, Пянджская. А Московская и Тсрмезская были образованы с восемьдесят шес¬того по восемьдесят седьмой год. Эти подразделения включали в себя по три заставы, состоящие из трех отделений, каждое из которых, в свою очередь, было поделено на две боевые группы. Им придавали пять взводов: инженер¬но-саперный, минометный, гранато¬метный, огнеметный и СПГ. Кстати, с помощью этой огневой силы Пянджская «дэша» в восемьдесят шес¬том спасла отряд и город Пяндж, когда с противоположного берега «духи» ус¬троили ураганную стрельбу по насе¬ленному пункту. ДШМГ — единственное подразделение, которое смогло оперативно, не дожидаясь команды, развернуться и открыть ответный огонь из всех орудий.
Задачи этого спецназа довольно специфичны для пограничных войск. Они, в основном, следующие: выдви¬жение на трех вертолетах, высадка, следование к назначенному пункту, блокирование бандгруппы. На месте создавались три так называемые «площадки», и «дэша» с боем или без оного удерживала район до прибытия основ¬ных сил —мотоманевренной группы, царандоевцев (местная милиция) и сарбозов (афганские солдаты),
Душманы, надо сказать, умели вое¬вать хорошо. Полевые командиры у них были грамотные. Взять того же Казикабира, сподвижника Ахмад-ша¬ха, или инженера Башира. «Дэша» они ненавидели больше всего. Если мото¬маневренные силы они могли прослеживать и сопровождать, то десантники всегда сваливались на них как снег на голову. Поэтому, когда они видели по¬явившиеся вертолеты, предпочитали поскорее покинуть населенный пункт и не вступать в бой.
Нередко бывало и так, что мы и не ведали, куда нас выкинут. Столько мыслей роится в голове... Как пройдет десантирование? Успеем ли окопаться, пока не грянет первый выстрел? Удаст¬ся ли закрепиться? Самые страшные — первые секунды после приземления. когда ревут двигатели и пыль, взвих¬ренная вращением винтов, слепит глаза. Встаешь с земли и отбегаешь в сторону, стараясь чувствовать кожей все, тебя окружающее. А сколько раз земля встречала пулями...
Наши бойцы считали себя десантниками. По этому поводу было немало споров. Могут ли называться таковы¬ми пограничники, которые не прыгают с парашютами? Но разве важно, каким образом бойцы оказываются на вражеской земле? Иной раз вертолеты зависали для высадки на десятиметровой высоте, и мы десантировались. Честное слово, прыгнуть с парашютом с километровой высоты куда менее бе¬зопасно и страшно. Так что ребята заслуженно носили десантные эмблемы в петлицах.
В отрядах мы бывали по пять-семь дней в месяц. Этого времени хватало для того, чтобы сходить в баню, постираться. подлататься, пополнить прови¬ант и доукомплектоваться. И — на следующую операцию. Когда возвращались с «той стороны», главным для нас, командиров, было не допустить высокомерия своих бойцов по отношению к заставским или отрядным пограничникам. Ведь они считали себя особенными. Белой костью, что ли. КТО ЕСТЬ КТО
В начале восьмидесятых привезли с Дальнего Востока отслуживших по полгода, но хорошо подготовленных бойцов. Они составили костяк ДШМГ, ввели свои традиции. В дальнейшем взяли за правило брать в «дэша» толь¬ко после года службы и только из мотоманеврснной группы. Как ни стран¬но, в элитное подразделение присыла¬ли далеко не самых лучших солдат. Хо¬тя чего тут странного: какой командир отдаст золотого парня? С застав офи¬церы отправляли неугодных в отряд, откуда их спроваживали в мотоманевренную группу, А уж оттуда к нам сле¬довали самые «отобранные». Причем с безупречными характеристиками. За¬дача по перевоспитанию личного состава целиком ложилась на наши плечи.
Мы не читали молодым парням мо¬раль. Процесс втягивания — так мы называли свой метод. Проводили сбо¬ры от десяти до пятнадцати дней, в течение которых гоняли ребят по горам, учили блокировать районы, нести службу, хорошо стрелять, устраивали изнуряющие переходы по тридцать километров. И я должен с удовлетво¬рением отметить, что так называемого отсева практически не было. Это не потому, что парни все были физичес¬ки подготовленными. Просто тогда очень силен был моральный дух. Ни¬кто из них не хотел ударить лицом в грязь. Они понимали, что оказались в уважаемом всеми подразделении, и потому тянулись изо всех сил, чтобы остаться в строю. Таким образом мы сколачивали прочный коллектив, где каждый зависел от каждого.
Через две недели люди преображались. Я не раз убеждался, что разгиль¬дяи в обычной обстановке — е тяже¬лых ситуациях становились незамени¬мыми бойцами. Людей мы узнавали в бою. Там, как нигде в другом месте, вы¬яснялось, что собою представляет тот или иной человек.
Яценко Володя по кличке Борода. Пулеметчик, скептик, но работать с ним было легко. На нашей стороне по¬стоянно «залетал», То не отдал воинскую честь старшему по званию, то по¬вздорил с кем-то из комендантской роты. Где Яценко? На «губе». И это счи¬талось в порядке вещей. Правда, сажа¬ли наших ребят на гауптвахту только на то время, пока ДШМГ в отряде. Как только вылет, сразу выпускали, с усло¬вием, что отсидят оставшееся по воз¬вращении.
Сержанта Бурлакова считали неис¬правимым эгоистом, думал лишь о се¬бе, отвечал только за себя. Побывав на нескольких боевых вылетах, изменил¬ся. Стал командиром боевой группы. В Союз улетал с «полным комплектом» наград.
Или вот был боец, попавший к нам с клеймом воришки. В отряде украл со склада мешок муки. Потом рассказы¬вал, что это его старослужащие заставили. У нас он так здорово проявил се¬бя на боевых операциях, что послали мы его делегатом на двадцатый съезд ВЛКСМ. Вернулся оттуда такой зазнав¬шийся... Пришлось человека уже от славы спасать. Погоняли его по горам, спесь сбили. И ничего, снова втянулся в службу. Домой его проводили с почетом.
Никогда не забуду Денисова. Этот парень, сержант, научил меня премудростям службы в «дэша», когда я толь¬ко прибыл на должность заместителя начальника заставы. Он не только не вел себя снисходительно по отноше¬нию ко мне, неопытному, но и отли¬чался корректностью. Даже старался поднять авторитет молоденького лей¬тенанта в глазах подчиненных. Отда¬вая распоряжения личному составу, непременно оглядывался на меня: «Я правильно сказал, товарищ лейтенант?» Мне только оставалось с умным видом кивнуть головой. А ведь когда Денисов попал в «дэша», тоже не отли¬чался дисциплинированностью.
Много таких ребят я могу вспомнить. В одной упряжке с ними не страшно было заглянуть смерти в гла¬за. Чем ближе к «дембелю», тем ответ¬ственнее и добросовестнее станови¬лись солдаты. Больше требовательности появлялось у сержантов по отноше¬нию к подчиненным. Старший воспи¬тывал младшего по призыву. Не из высокомерия, нет. Просто хотелось вернуться домой живым и невредимым.
Конечно, влившись в такую команду, как ДШМГ, люди не становились свя¬тыми. Допускали всякие проступки. Приходилось наказывать. Гауптвахты и строгих выговоров солдаты не боялись. Самое большое наказание — ос¬таться в отряде, когда твои товарищи улетели на операцию, улетели под пу-ли без тебя... ЛУЧШЕ ГОР МОГУТ БЫТЬ…
Больше всего времени мы проводи¬ли в горах. Ребята сначала сильно те¬ряли в весе, затем быстро его набира¬ли. Наверное, это и есть адаптация. Трудно сказать, сколько километров мы преодолевали за один переход. В горах ведь как — спуски и подъемы, Карабкаешься вверх — одышка мучает, амуниция давит; спускаешься — обры¬вы, крутые склоны, того и гляди со¬рвешься в пропасть. Наши старшины и прапорщики ездили учиться в школу альпинистской подготовки при Алма-Атинском пограничном училище. Они-то и натаскивали ребят. В целях тренировки совершали тридцатики-лометровые переходы.
Не раз мне приходилось слышать про «дзша», что, мол, там бойцы ножи с закрытыми глазами мечут, кирпичи головой ломают... Все это ерунда- Нам даже рукопашному бою ребят некогда было учить и незачем. Потому что в горах это не нужно. Там бой только дистанционный. Вот стрелять ребята умели хорошо. Это правда. Стрелять доводилось много. Обычный боекомп¬лект -- сто двадцать патронов. Мы же брали с собой на ту сторону не менее тысячи на каждого. Что-что, а этот1 груз никогда не был лишним.
Кроме захвата и блокирования рай¬онов нам ставились и другие задачи. Например, обеспечивали безопас¬ность движения автоколонн с продо¬вольствием. Узнавали, где на тот мо¬мент находятся душманы, и в тех рай¬онах вдоль дорог занимали господст¬вующие высоты, не давая разбойникам возможности сделать свое подлое дело. Еще прикрывали караванные пути, по которым переправлялись оружие, контрабанда, наркотики. Устраивали засаду и ждали. А если душманы ка-ким-то образом узнавали о нашем ме¬стонахождении и меняли свой путь, мы быстро перебрасывались и пере¬крывали им «кислород» в другом нео¬жиданном для них месте.
Иногда мы оказывали помощь ар¬мейским частям. Например, в крупно¬масштабной операции под Канабадом, когда два полка вели проческу «зеленки», до самого Кундуза мы прикрывали возвышенности, не давая выхода «духам». В «АДИДАСАХ» ПО КАМНЯМ
В горы одевались кто во что горазд. На головы надевали панамки. Каски, которые очень сильно отсвечивали да¬же в темноте, обтягивали защитного цвета материалом. Обуваться солдаты предпочитали в спортивную обувь. Мы им в этом не препятствовали. Ведь толково провести операцию и остаться в живых — гораздо важнее, нежели безукоризненный уставной вид. Дей-ствительно, прыгать по камням спод¬ручнее в легкой удобной обуви, неже¬ли в тяжелых кирзовых сапогах. Такую роскошь, как кроссовки, по тем време¬нам имели далеко не все, А вот обыч¬ные кеды были у нас очень популярны. Резиновая подошва крепко цеплялась за каменистую поверхность. К концу восьмидесятых появились ботинки с высокими берцами. Они были очень удобны и практичны. Но вскоре нас завалили ботинками плохого качества.
Не хватало добротности и амуниции, вещмешкам. Солдаты сами шили из брезентового материала десантные ранцы и разгрузочные жилеты для ав¬томатных рожков.
Спали в вырытых каждым себе окопчиках. На дно стелили хворост, траву. Залезали в спальные мешки/Особенно бедствовали зимой и в сырую погоду. Промозглым утром просыпались насквозь мокрыми. Неудобства доставляли бушлаты, стеснявшие движения. В них комфортно сидеть и отдыхать. А постоянно двигаться на высоте в четыре тысячи метров над уровнем моря и без бушлата нелегко.
Со временем стали выдавать малень¬кие палатки. Мы их закапывали в зем¬лю. Так спалось гораздо спокойнее.
Пищу готовили прямо на позиции. У нас были казаны, чайники. С собой всегда был трехсуточный сухпай, но если мы оседали на площадке, то вер¬толеты забрасывали котловое доволь¬ствие. Если отсутствовал штатный по¬вар, то готовили сами. И в этом была своя прелесть. Коллективы наши все-гда состояли из людей разных национальностей, поэтому каждый день у нас менялась кухня. Из небогатого вы¬бора продуктов пацаны умудрялись готовить шикарные блюда... Ничего подобного я после никогда не едал, да¬же в приличных ресторанах. Причины тому, думаю, следующие. Во-первых, аппетит как в горах, так и в пустыне всегда зверский. Ну, а во-вторых, пар¬ни очень старались произвести на своих друзей впечатление. Узбеки готовили плов, украинцы хвастались борщом, а сибиряки лепили пельмени. Честно говоря, как удавалось такое сделать почти из ничего, до сих пор не представляю. Использовали даже под¬ножный корм. Например, готовили прекрасные щи из ревеня. Он похож на щавель и насыщен витаминами. Особенно часто он пополнял наш рацион весной, когда наступает авитаминоз. Таким образом мы спасались от цинги. Конечно, очень не хватало фруктов и овощей. Ведь где их возьмешь в горах? А когда рядом оказывались сады, обижать местных мы себе не позволяли. РАБОТЯГА-- ДУШМАН?
К нам, десантникам, местное население относилось если не с любовью, то, по крайней мере, с симпатией. Для того чтобы мы ничем не были им обязаны, нам на вертолетах присылали даже дрова и питьевую воду в целлофановых мешках. В оставленных на вре¬мя боевых действий кишлаках мы мог¬ли взять попользоваться какими-то предметами обихода. Например, пластмассовыми ведрами. Но перед тем, как сняться с места, непременно возвращали. С этим у нас было очень строго.
Когда наши площадки располага¬лись невдалеке от населенною пункта, местные жители часто обращались к нам за помощью. Мы по возможности помогали им продуктами. Летом, на¬пример, в сильную жару, солдаты не такие едоки, как в любое другое время. Поэтому такой деликатес, как килька в томатном соусе, щедро презентова¬лась нуждающимся. Почему-то особенно часто у нас просили соль. Вско¬ре афганцы, особенно дети, очень шу¬стро настропалились говорить по-русски. Распространенным обращением было слово «командор».
Бывало, что наш фельдшер с утра до вечера тем и занимался, что лечил приходящих из кишлаков больных. Занимался он этим под прикрытием нескольких пулеметных точек. А с наступлением темноты мы меняли огневые позиции. Как гласит мудрая русская пословица: «Доверяй, но про¬веряй». Сто процентов, что среди дневных пациентов находилась пара-тройка внимательных и не равнодуш-ных к расположению наших позиций. И, надо сказать, практика перестраховки нередко себя оправдывала. Известно, что по большей части те же работяги-земледельцы, переходя из дня в ночь, становились басмачами. С начала весны до осени многие воевать переставали, занимались сбором уро¬жая. Этим самым они готовили себе базу для следующих боевых действий. В то же самое время активно велась поставка оружия из Пакистана, пока открыты все потайные тропы.
Парадокс, но отвоеванное нами у душманов оружие в качестве трофеев по нескольку раз возвращалось к нам же. Дело в том, что мы помогали ору¬жием сарбозам и царандоевцам. И эти же самые автоматы и пулеметы спустя какое-то время мы находили у убитых нами «духов». Например, одна снай¬перская винтовка побывала в моих ру¬ках четыре раза. Наша застава отбира¬ла ее у бандитов в бою. затем отдавала дружественной армии, и снова она «приходила* к нам. Круговорот какой-то получался. Мы пытались в этом ра¬зобраться, но все безрезультатно. Можно только догадываться об истин¬ных причинах этого явления. ЗАГЛЯНУТЬ ВГЛАЗА СМЕРТИ
Я всегда не любил летать, В горах условия для полетов далеко не самые лучшие. Атмосферные перепады, воз¬душные ямы. Двигатель часто меняет свой режим, отчего под ложечкой не¬приятно посасывает. И куда ни огля¬нись — все коричневые горы, которые словно давяг на тебя...
Однажды увидел смерть, что называется, в лицо. В восемьдесят восьмом году это было. Летели мы заменять площадку на трех Ми-8. Сверху при¬крывал Ми-24. Внезапно начался обст¬рел. Нам-то в салоне этого не было слышно. Зато заметно забеспокоился экипаж вертолета. Идущий впереди «борт» резко «упал» вниз. Я выглянул в иллюминатор вперед, потом назад, и увидел Ее. Светлая точка с красной кромкой неумолимо настигала нас. Все знают: от «Стингера» не уйти. Этот дьявол если увидит свою жертву, уже ее не упустит. Я не выдержал, отвернулся, прикрыв иллюминатор спиной, как если б закрыл глаза своим ребятам. лица которых, демонстративно-равнодушные, побледнели в этот момент как никогда. Наверное, не смогу объяс¬нить, что я испытывал в те секунды. Кажется, мышцы мои обмякли. Орга¬низм словно понял, что теперь напрягаться поздно. Не скажу, что вся жизнь в мгновение пронеслась перед глазами, но секунды потянулись чудовищно медленно. Одна... две... три... «Борт» вдруг резко бросило в сторону, вниз. В мозгу мелькнуло — конец!,, Аи нет. Смерть мы тогда обдурили. Умницы-вертолетчики вовремя сделали ма¬невр, и ракета (как мы позже реши¬ли — неуправляемая) утла своей до¬рогой.
А сколько «вертушек» с ребятами нашли в этих горах вечный приют... Зем¬ля им пухом.
Не по душе мне были и ложные по¬садки. Это когда «дэша» срывается, гру¬зится в вертолеты в готовности лететь навстречу неизвестному. А ведь это психологический настрой, мандраж, эмоции, впрыск адреналина в кров!. И вдруг, в последний момент, отбой, команда выгружаться. Обстановка из¬менилась, И так могло повторяться по нескольку раз подряд. Меня это очень злило, потому что видел, как перегора¬ют мои ребята, теряя интерес, наст¬рой. А это в нашем деле — хуже некуда.
Случались и ложные выброски де¬санта, когда прямо во время десанти¬рования поступала команда следовать в другое место. При проведении одной операции, которую очень здорово вел полковник Седых (после этого ошара¬шенные «духи» месяца два не предпри¬нимали никаких действий), я оказался практически один на поле боя. Была страшная суматоха. Когда я, выпрыг¬нув первым, приземлился, «вертушка» накренилась и стремительно улетела. Оказывается, вертолетчикам поступи-ла вводная, и мою заставу направили в другое место. И по отношению ко мне это не было предательством. Обстоятельства на войне непредсказуемы. В том, что за мною вернутся, я был уве¬рен на все сто. Но все то время, пока ждал вертолет, пережил многое. Когда вокруг афганские головорезы, честно скажу, испытываешь не самые прият¬ные ощущения.
Мне тогда повезло. Вернулись за мною сравнительно скоро. Бывает ху¬же.
Как-то «вертушка» попала под пере¬крестный огонь. Выпрыгнуть успел только майор Мещеряков. Улетая, ему выкинули пару вещмешков с рацией и боеприпасами. Ему повезло в том, что за спиной была пропасть, а тропа, ве¬дущая к душманам, хорошо просмат¬ривалась. Под огнем окопался и оди-ночными выстрелами ( не из эконо¬мии, а для точности) стал укладывать «духов» одного за другим, игнорируя крики с предложением сдаться. Так ему пришлось ждать вертолет почти четыре часа... ИКОНОСТАС
Однажды у меня в Москве гостил мой друг и земляк из Кировской обла¬сти, который тоже отслужил два года на границе с Афганистаном. Как раз заехал в День пограничника. Как во¬дится, мы нарядились. Моя дочурка, сравнив регалии на наших кителях, со всей своей детской непосредственнос¬тью спросила: «Папа, а почему у дяди Толи орденов в четыре раза больше? Ведь он был там в три раза меньше, чем ты?» Я тогда смешался. Что я мог ей на это ответить? Что потерял ком¬плект наград из-за того, что она роди¬лась на свет?
Не секрет, что ордена там нередко получали «через дырку». Меня от пули судьба сберегла. Контузии — не в счет. Представляли к наградам за успешные операции. Целый набор представле¬ний на меня лежал в штабе «Красной Звезды», «За заслуги перед Отечест¬вом», «За боевые заслуги».,. Все уступал их кому-нибудь. То капитана отправляли в Союз с ранением ноги, то еще что. Мне каждый раз говорили, что в следующий раз повесят на грудь все, что заслужил. Потом опять в следую¬щий... В один день я всего этого ли¬шился.
У меня родилась дочь. Возвращаюсь с той стороны, а тут — такая новость. Я ее очень ждал. Очень хотелось дочур¬ку после сына. Но было это для меня неожиданностью. Мы ее позже ждали. В общем, я позволил себе расслабить¬ся. Ну как не отметить такое событие? Хоть чуть-чуть... На гражданке мужики после такого события не просыхают неделями. Конечно, армия — не место для загулов, но ведь на нашей стороне, после выполнения задания... И тут сработал закон подлости. Начальство, ко-торого не видно, когда ты пашешь, по¬является именно в тот момент, когда впервые за десять месяцев выпиваешь полстакана водки.
Меня наказали жестоко. Но я никого не виню. Считаю, что потерял свои на¬грады по собственной глупости. Но бывали и такие случаи, когда нас обде¬ляли незаслуженно... «ГРАНАТНЫЙ» БОЙ
Не надо путать с гранатовым боем. Таковые бывали в фруктовых гранатовых садах. А этот бой был выигран мо¬ей заставой посредством боевых гранат. Поэтому мы его впоследствии так и назвали.
Операция проводилась на афган¬ском острове Даркад. Разведка высле¬дила банду около ста головорезов, ко¬торая переправилась на остров для то¬го, чтобы отдохнуть и пособирать дань с местного населения. Надо ска¬зать, что задачи по чистке островов — самые непростые. Потому что острова зеленые, труднопроходимые. Велика вероятность нарваться на засаду или мину.
Мы их очень грамотно обложили со всех сторон в самом центре острова. Оказавшиеся в западне душманы метались как волки, но отнюдь не беспорядочно. В нескольких местах пытались прорваться. На соседней с нами заста¬ве учинили урон. На нашем направле¬нии они пытались тоже выйти из ок-ружения, сплавившись по широкому арыку, который нес воды как раз пер¬пендикулярно нашим позициям. Мои бойцы вовремя это заметили. После перестрелки выловили из арыка несколько трупов.
Позиционная стрельба не приносила результатов. Хоть мы и находились друг от друга на расстоянии «вытяну¬той руки». Все же я придумал, как мы сможем их взять. По моей команде бойцы стали закидывать «духов» наступательными осколочными гранатами. Те в ответ — то же самое. Сейчас даже не смогу сказать, сколько про¬должалось это обоюдное перекидыва¬ние гранатами. Это был сущий ад. Грохот, земляные дожди, море осколков... Все-таки мы их закидали.
После этого самого «гранатного» боя мы обнаружили на вражеских по¬зициях около дюжины убитых душма¬нов. У нас даже ни одного ранения. А самое главное — в так называемых схронах мы обнаружили большое ко¬личество импортного высококлассного оружия и боеприпасов. В том числе ракеты класса «земля-земля»! Таких трофеев никто еще не добывал. Эти ракеты были нам еще неизвестны. Так что улов — из ряда вон выходящий. Не успел развеяться запах боя, как по ра-диостанции высокое командование пообещало, что я и все отличившиеся с моей заставы будут представлены к орденам и медалям. Этой радостной новостью я сразу поделился со своими подчиненными.
Каково же было наше разочарование, когда ордена за ту операцию по¬лучили только разведчики. А мне объ¬явили неполное служебное соответст¬вие. Кто бы мог подумать — за что? «За бесконтрольность». Один из моих сол¬дат, уезжая на «дембель», пытался увез¬ти с собой маленький радиоприемни¬чек в качестве сувенира... После этого мне просто больно было смотреть в глаза своим подчиненным, которых лишили того, что они заслужили в бою. В ЗАПОВЕДНИКЕ
Я считаю, что самая сложная и не¬легкая служба — на заставе. В ДШМГ служба какая: слетал на ту сторону -вернулся, напрягся — расслабился. А на заставе без особых релаксаций. Служба для тебя длится круглые сутки, Известно мне это отнюдь не пона¬слышке.
В наказание за упомянутый мною выше проступок меня отправили вре¬менно покомандовать первой стыко¬вой заставой Пянджского отряда. Пол¬года я там рулил один. Совсем один. Без заместителей и старшин. Предыду¬щий начальник был ранен при пресле¬довании группы преступников. Увлек¬ся погоней и по следам углубился в ка¬мыши, где и нарвался на выстрел в упор из засады. Я потом разбирал эту ситуацию и пришел к выводу, что тоже последовал бы за ними в эти заросли. Больше уж ничего не оставалось.
Застава находилась в заповедной зоне, которая называется Тигровой бал¬кой. Места просто замечательной кра¬соты. Названием своим заповедник обязан обитавшим там некогда снежным тиграм, которых, к великому со¬жалению, давно уже истребили. При советской власти туда завезли четыре сотни зубров из Канады. Их тоже пе¬рестреляли. Представляете? Везли из заморской страны, чтобы здесь на них поохотиться.
Однажды я, проехавшись по тылам, обнаружил одного зубра. Вероятно, это был последний. Я взял на себя за¬боту о нем. Велел нарядам присматривать за ним, чтобы охотчики до зубрятины не завалили. По возможности старались прикармливать.
И все же не уберегли. Кто же лишил жизни это бедное животное? Сам первый секрегарь обкома компартии Таджикистана... Охотились на вертолетах.
Примерно в это время я позволил себе второй и последний раз за все эти годы расслабиться. Я устал. Смер¬тельно. Несколько месяцев напряжен¬ной работы без нормального сна и отдыха дают о себе знать. Нервы были на пределе. Обычно это плохо закан¬чивается. Поэтому отправился в бли¬жайший кишлак, зашел к знакомым та¬джикам, выпил два стакана вина и вы¬рубился. Проспал мертвым сном три¬надцать часов! Проснулся обновлен¬ным, посвежевшим и с тревогой в ду¬ше, понимая, что за это время могло случиться что угодно, отправился на заставу. Ничего не случилось. Служба текла своим чередом. Лишь встрево¬женный сержант, дежуривший по за¬ставе, признался, что уж и не чаял мо¬его появления.
Там, на первой заставе, около месяца погостила моя супруга с трехмесячной дочкой. Сейчас, вспоминая годы службы на границе, она говорит, что то время отпечаталось в ее памяти са¬мыми яркими впечатлениями. Очень трогательным, по ее мнению, было са¬мо отношение солдат. Я имею в виду знаки внимания и почтительности к моей семье. Если они получали посыл¬ку, то соленья или сало употребляли сами, а вот сладости непременно несли жене и ребенку начальника заставы.
Через полгода я вернулся на свою заставу в ДШМГ.
ПОД МУЗЫКУ ОРКЕСТРА
Курсанты иногда подходят ко мне и задают разные вопросы. Например, сколько «духов» я убил на той войне. Я не могу ответить на этот вопрос, потому что не знаю. Даже приблизительно. И никто на этот вопрос не ответит оп¬ределенно. Потому что в горах совсем иная тактика, нежели в общепринятом понятии. Там не растягиваются в цепь с криками «Ура!» Как в нападении, так и при отражении атаки ведется груп¬повая стрельба. Стрельнул, упал, перекатился — времени разглядывать, убил ты или ранил, — нет. Два человека могут удерживать длительное время целый отряд, если займут тактически вы¬годные точки.
Так что в ночных кошмарах мне не снятся испуганные глаза убиваемого мною душмана. Снятся мне коричне¬вые горы, величавые и спокойные, та¬ящие в себе смертельную опасность, и такие прекрасные, когда зацветают весной красными маками.
Снится майор Борис Иванович Мар¬ков. Легендарная личность. Негласный герой в Средней Азии. Около десяти лет командовал Пянджской «дэша». У него я учился воевать, беречь солдат. Его представляли к званию Героя СССР, но откладывали представление из-за того, например, что по прибытии в отряд с той стороны он, чтобы напоить своих солдат, шел по вагончикам от¬бирать у тыловиков лишнюю воду.
Снится, как мы чествуем именинни¬ка на горной площадке, выделяя ему пайку побольше и пару часов лишнего сна, который там, собственно, не бы¬вает лишним.
Снится духовой оркестр, который неизменно встречал нас торжествен¬ной музыкой, когда прилетали с той стороны. Только умолкнут двигатели и остановятся лопасти винтов, и уставшие от напряжения глаза видят при¬ветливые лица, занемевшие от тревожной тишины в ожидании стрельбы уши наслаждаются «Прощанием славянки». Это была хорошая традиция. Как психологическая компенсация за долгие недели лишений и опасности. Тогда можно было спокойно воевать. За спиной чувствовалась сверхдержава.
Конечно же, снятся лица моих сол¬дат. Их много прошло через мои руки—по два призыва в год за эти шесть с половиной лет в «дэша». Уверен, что эти ребята тоже никогда не забудут те дни, когда пришлось походить по го¬рам в кедах с тысячей патронов. И на¬верняка им тоже иногда снятся верто-леты, оркестр, горные маки... ВЫКУРИВ ОЧЕРЕДНУЮ СИГАРЕТУ, он умолк……
Конечно, мне, как и его ученикам, хотелось услышать от него рассказы о том, как он с бедра из автомата косил моджахедов. Ничего такого он не рас¬сказал, умолчал. Слишком скромен, как и рассказывали о нем. То, что другой сочтет за экзотику, героическую романтику, для Бажанова долгие годы было обыденной, каждодневной рабо¬той. Он мог, когда подходило время, не писать рапорт о продлении службы в ДШМГ. У него было на это законное право. Каждый человек имеет свой предел. Предел психологической го¬товности умереть сегодня, завтра. Александр каждый раз изъявлял желание остаться.
Ему нравилось то, что он делал. В удовольствие было воспитывать «трудных» пацанов и учить их выживать в чрезвычайных условиях. Вести перестрелку с душманами, когда его ровесники там, в Союзе, в это самое время по дороге с работы безмятежно пили разливное пиво у ларька. Пройдя шесть с половиной лет по горным тро¬пам войны, он уцелел, хотя некоторые, попав туда, погибали на второй день. И главная его заслуга в том, что он в боях не потерял ни одного из своих подчиненных. Эти самые солдаты, которых Александр звал ласково и по-граждански — ребятки, стали инженерами, учителями, коммерсантами, просто гражданскими людьми, наверняка нередко вспоминают свою «дэша» и толкового офицера, доброго и мужественного человека, которого они звали командиром. |
