Игорь Силаев: «Мы потеряли нашу молодёжь»
Ветеран войны в Афганистане, сотрудник светлогорского отдела департамента «Охрана» МВД РБ Игорь Силаев |
О ветеранах афганской войны говорят и вспоминают не так уж часто – разве что в канун Дня памяти воинов-интернационалистов и некоторых других памятных дат, связанных с присутствием советских войск в Афганистане. Именно тогда «афганцы» становятся непременными участниками торжественных мероприятий, школьных и молодежных встреч и вечеров, героями телевизионных и газетных репортажей. Большая часть из них – вполне состоявшиеся люди, они живут и работают рядом с нами, растят детей, и… на просьбы рассказать о чем-нибудь «интересном» из своего военного прошлого отвечают без особого энтузиазма. Объяснения этому могут быть разными. Так же, как по-разному сложилась военная судьба у каждого из ветеранов-«афганцев». Тем не менее, именно из их разрозненных и порой противоречивых воспоминаний, которые они пронесли с собой через два десятка лет, мы можем представить себе, что это была за война, и кто были ее главные герои. Об этом заместитель редактора «РП» Ирина Сапоненко беседует с ветераном войны в Афганистане, сотрудником светлогорского отдела департамента «Охрана» МВД РБ Игорем Силаевым…
- Игорь Михайлович, для начала несколько слов о себе…
- Я родился в семье кадрового военного. У меня отец – офицер-подводник, а потому все мое детство прошло в военных городках. В 1983 году, когда мне было 15 лет, отец демобилизовался, и мы переехали в Светлогорск. Здесь я окончил техникум, а в ноябре 1987 года меня призвали в армию. Попал в пограничные войска – в Краснознаменный Среднеазиатский пограничный отряд (КСАПО), закончил учебку в Душанбе, и в мае 1988 года был направлен в Афганистан.
- Вы знали с самого начала, где будете служить?
- Нет, конечно. Только в Волгограде, на «перевалке» узнали, что дальше нас направляют в Среднюю Азию. Об Афганистане, конечно, никто ничего не говорил. Из отряда в 25 человек, а с нами были еще ребята из Гомеля, 20 человек потом попали в Афганистан, но об этом узнали только в «учебке».
- И какая была реакция?
- А какая могла быть реакция? Абсолютно нормальная. Сами понимаете, в то время все были комсомольцами. Партия приказала – все: «Есть!» и «Так точно!». Если кто-то отказывался идти служить в Афганистан – попадал в какое-нибудь, мягко говоря, не самое элитное подразделение. Да и о войне мы в то время толком ничего не знали. Ни по телевидению не показывали, ни в газетах не писали, как там все было на самом деле, так что у нас были только какие-то отрывочные сведения – в основном из передачи «Служу Советскому Союзу». Помните такую? О том, что в Афганистане погиб кто-то из нашего района, я и не слышал. Гробы видел только в Душанбе, когда нам приказали разгружать только что прилетевший из Афганистана самолет. Все цинковые гробы были в деревянных ящиках, поэтому, наверное, это воспринималось как-то нормально: война, да и война, а что там, как там – никто из нас не знал.
- Какую миссию пограничные войска могли выполнять в Афганистане?
- Ограниченная группа войск в Афганистане – это боевая армия, которая занималась боевыми задачами внутри страны. Но у Афганистана не было своих пограничных войск, и задача нашего погранотряда состояла в том, чтобы защищать рубежи СССР с их стороны. Одновременно мы охраняли газопровод из Туркмении в Афганистан и автотрассу Герат – Мазари-Шариф, проходящую вдоль границы. Сопровождали колонны с продовольствием и оборудованием. Ездили на Саланг. Этот горный перевал был практически единственным транспортным путем, связывающим СССР с Кабулом. Он постоянно находился под обстрелом, и, если бы его взорвали, то другой возможности добраться до столицы Афганистана по суше уже не было бы.
- Помните свои первые впечатления от новой страны?
- Первые ощущения были такие, что мы в Туркмении, просто переехали с одного места в другое: та же природа, такая же местность – никаких различий. Одежда у местных жителей такая же, потому что там проживали этнические туркмены и их дети. Узбеки и туркмены, которые служили у нас, спокойно разговаривали с афганцами на их наречии, и прекрасно друг друга понимали – так же, как понимают друг друга русские, белорусы и украинцы. Единственное, чувствовалось, что исламские законы здесь соблюдают очень строго, а потому все женщины у них ходили исключительно с закрытым лицом.
- И сколько же длилось это ощущение?
- Примерно неделю. Потом, когда первый раз сопровождали колонну, поняли, что это не СССР.
- Почему?
- Потому что Афганистан – это такая страна, где каждое селение, каждый кишлак – свое государство. До сих пор у них существуют родоплеменные отношения, и поэтому внутри каждого такого рода они уважают и чтят только своих родственников – больше никого. Когда шли колонной по ущелью, приходилось задабривать местных «князьков» - старейшин, чтобы те разрешили провести мирную колонну через их кишлак. Ведь все это надо было доставить в пункт назначения в целости и сохранности. А у нас колонна – 300 «Уралов» и только 30 единиц боевой техники – по одной через каждые 10 грузовиков. Хочешь – не хочешь, а за всем этим не уследишь, так что приходилось идти на компромиссы – не будешь же с ними воевать. Откупались продовольствием, водой, где-то скважину пробурим, что еще. И тогда они нас пропускают. «Ты мне – я тебе» - это, наверное, политика всех армий, которые когда-либо воевали на чужих территориях.
- И всегда удавалось договориться?
- Были случаи, когда местные отказывались пропускать нас, открывали огонь. В этих случаях приходилось применять «тяжелую артиллерию». Был у нас очень веский аргумент – вертолёты. На сопровождение колонны всегда отправляли четыре таких «крокодила». В случае отказа, им по рации докладывали ситуацию, они разворачивались на боевой курс, и давали рядом с кишлаком очередь из крупнокалиберного пулемета или артиллерийский залп. Тогда местные авторитеты понимали, что с ними уже не шутят, и начинали торговаться.
- Как складывались отношения с местным населением?
- В целом нормально. Кто в той войне был на нашей стороне, тот с нами и дружил. Но у них дружба дружбой, а свои интересы они не упустят, так что за ними нужен был глаз да глаз. Когда они приезжали к нам в гости, командир сразу приказывал все металлические предметы убрать и спрятать подальше. Они такой народ: вот идет по базе, увидел металлический чайник возле кухни, хватает, кричит: «бакшиш» (подарок), и все тут. Ну не будешь же ты с ним из-за этого чайника драться. Так они пару раз к нам наведались, потом мы стали умнее. Конечно, военные офицеры себе этого не позволяли, а старейшины – в порядке вещей. Так что во время таких вот «дружественных визитов» мы старались спрятать наше имущество.
Страна, конечно же, бедная. В горных районах у них практически нет дерева: если растут деревья, то только вдоль рек. Там, где служил я, дерево – на вес золота. Металл – то же самое. Я помню, на территории базы у нас была большая яма для мусора, мы туда пустые металлические банки выбрасывали: из-под тушенки, картошки – у нас все в банках было. Вот проходит месяц, яма заполняется, к командиру приходит старейшина и просит этот металлолом. Потом приезжают и, как саранча, моментально их разбирают и увозят. Кто-то разрезал банки, чтобы сделать из них что-то вроде черепицы на крышу, кто-то мастерил какие-то хозяйственные приспособления, кто-то чеканкой занимался…
- О чем вы писали родным?
- Мои родные не знали, что я служу в Афганистане. Вплоть до того момента, пока я не вернулся домой. Писать об этом родственникам было запрещено, обратный адрес на конверте был туркменским. Сами понимаете, цензура.
- По каким критериям отбирали тех, кого потом направляли на службу в Афганистан?
- Я знаю, что туда не отправляли парней из неполных семей, особенно если были еще младшие братья или сестры. Не брали тех, у кого уже были дети. Смотрели, конечно, уровень физической и боевой подготовки, характеристики. Потому что в «учебке» с нами и «особисты» работали, и психологи, и тестирования с нами постоянно проводили…
- А после вашего возвращения из Афганистана с вами никто не работал?
- К сожалению, этого не было. И до сих пор этого нет, а для некоторых это было просто необходимо, потому что есть ребята, которые выпивают, да попросту опустились.
- Так все-таки существует так называемый «афганский синдром»?
- На самом деле он не афганский. С этим еще в 1954 году в Северной Корее столкнулись американцы, когда воевали там. Так что это, скорее, «корейский синдром». Это на самом деле проблема. Проблема для тех, кто когда-то воевал на чужой территории, а потом, вернувшись домой, не понимал, за что и за кого на самом деле воевал. В Великую Отечественную войну было понятно, где твоя территория, кто твой враг, и ты защищал от него свою землю. А там мы не знаем, за кого воевали. Они между собой не могли, и до сих пор не могут разобраться. Это страна, которую до сих пор еще никто не завоевал и, наверное, никогда не завоюет.
- Почему?
- Во-первых, в силу географического положения, гористой местности, множества труднодоступных районов. Второе – постоянные межнациональные конфликты. Каких там только национальностей нет, и у каждой из них – свои обычаи, законы, и между собой они постоянно враждуют. Если для одних ты будешь хорошим, то для других обязательно плохим. Как сказал один генерал, афганцы – такая народность, которую нельзя завоевать, потому что война для них – это развлечение.
- ?!
- А как вы хотите?! Если у них сын родился, ему в шесть лет дарят винтовку. И с шести лет он с ней ходит, учится стрелять. Можно себе такое у нас представить? Конечно, нет.
- Согласны ли вы с мнением тех, кто утверждает, что в 1979 году не стоило вводить советские войска в Афганистан?
- На сегодняшний день, наверное, да. Нечего нам там было делать. Но в то время мы считали, что Афганистан – чуть ли не наша 16-ая республика. Думали, что все это наше. А сейчас, когда рассекречены многие документы, и более-менее ясно, как, кто и зачем принимал это решение, понимаешь, что все это было зря…
- Не хотелось бы спустя столько лет снова там побывать?
- У нас в армии была такая поговорка: гражданку вспоминаешь два года, пока служишь, а армию – всю оставшуюся жизнь. Поэтому – да, хотелось бы, конечно. Побывать там, посмотреть. Тем более что воспоминания о службе – только хорошие. Наверное, потому что повезло служить там, где практически не случалось каких-то трагедий, за исключением одного случая, когда погиб наш товарищ. Он сопровождал колонну, сидел на БТР, и его застрелил снайпер. Больше никаких ЧП не было.
- А «дедовщина» у вас была?
- Нет, конечно. Представьте себе, что все ходят с оружием, с автоматом при полном боекомплекте, только на ночь автомат снимали и вешали рядом с койкой, - и тут тебя кто-то обидел. Всякое могло случиться. Да, было такое, что молодые исполняли какие-то обязанности, со временем они перекладывались на новичков. Но это, скорее, историческая традиция, это было и в римском легионе, и в любой армии. Старослужащие – опытные воины, они должны больше отдыхать и в любой момент быть готовыми к бою. Кстати, за каждым новичком у нас был закреплен старослужащий, который обучал, помогал, «натаскивал», потому что теория это одно, а практика – совсем другое.
- На память из Афганистана ничего не привезли?
- Нет, когда мы уходили, у нас полностью все забирали. Мы, например, когда заезжали в магазины, покупали себе часы электронные, японские. По тем временам для нас иметь такие часы было пределом мечтаний. И их отбирали – офицеры-пограничники изымали у нас все, что, по их мнению, не положено иметь солдатам. Конечно же, главным образом делали это для того, чтобы оружие не проносили на территорию СССР, потому что оружия там было столько, что словами передать трудно – всех времен и народов.
- «Воин-интернационалист». Что Вы вкладываете в это понятие?
- Сложно сказать. Наверное, воинами-интернационалистами можно назвать и тех же американцев, которые воевали во Вьетнаме. Ведь они там защищали интересы своей страны, точно так же, как и мы – своей.
- Гордитесь ли Вы тем, что служили в Афганистане?
- С одной стороны – конечно. Служба – это большая школа жизни. С другой стороны, сейчас, как говорят, «с высоты прожитых лет», осмысливая историю, какие-то исторические факты, мы узнаем столько нового, чего раньше не знали и над чем не задумывались.
- То есть раньше Вы не думали о том, что наши солдаты делают в Афганистане, за кого воюют?
- Естественно. В то время идеологическая подготовка была на высшем уровне: октябренок, пионер, комсомолец, и так далее. Мозги у всех были промыты капитально, потому что отлично работала пропаганда. И мысли тогда у нас были совсем другие: мы идем защищать Родину. А кого и где мы защищали – и сейчас непонятно. Точно так же, как сейчас американцы: вошли в Афганистан – а смысл?
- Ветеранов афганской войны стоило бы приравнять к ветеранам Великой Отечественной войны?
- Если судить по тому, что и те, и другие воевали, то, наверное, да. И неважно, что в Великую Отечественную войну солдаты знали, что защищают свою Родину – нам ведь тоже говорили, что мы защищаем Родину.
- Случись сегодня где-то военный конфликт, стали бы Вы просить за своего сына, зная, что он может попасть в «горячую точку»?
- Нет. Мой отец никогда не ходил и не просил за меня, и я никогда делать этого не буду. Призовут – значит, призовут, пойдет служить. Я к этому отношусь очень серьезно. На самом деле, на каком-то этапе мы «потеряли» нашу молодежь. Сейчас модно «косить» от армии, главный телевизионный кумир наших молодых людей – либо бандит, либо милиционер, причем, чаще бандит, книг они почти не читают – все заменил компьютер.
|
