После Афганистана полковник Владимир Романец учил пограничников воевать.
Коварная итальянская мина взорвалась точно под командирским БТР. Контуженый экипаж оглох и истекал кровью, а в голове Владимира Романца мелькнула мысль: «Вот и меня вычислили…» В горячке он таки довел колонну до места, вошел в землянку, а оттуда его уже выносили на носилках — шок прошел. Впереди был госпиталь, но слух до сих пор оставляет желать лучшего.
Второй день рождения
23 декабря 1983 года для командира мотоманевренной группы погранвойск Владимира Ивановича Романца стал вторым днем рождения. Выполняемая задача была опасной, но почти рядовой. Его мангруппа сопровождала колонну наливников, транспортных автомобилей с боеприпасами, продовольствием, дровами и гуманитарной помощью. Почти весь маршрут прошли спокойно. Предварительно дорогу проверили саперы с собаками, но в 15 километрах от места назначения произошел тот самый взрыв. — Моя машина в колонне была 17-й по счету, однако впередиидущие все прошли спокойно, а под нами рвануло. Это говорит о том, что разведка у душманов работала — мину настроили на подрыв именно командирского БТР, — рассказывает Владимир Иванович. — В совпадения я не верю, тем более что с нами следовали бойцы Царандоя (внутренние войска Демократической Республики Афганистан). У тех разные настроения гуляли, и утечка информации вполне возможна. Моджахеды старались в первую очередь наших офицеров уничтожать. Поэтому все ходили в одинаковой форме, без знаков различия.
Зеленый буфер
О роли пограничников в той войне долгое время молчали. Лишь несколько лет назад эта завеса тайны была приоткрыта. Мало кто верил, что «зеленым фуражкам» после начала активных боевых действий в Афганистане пришлось углубиться на вражескую территорию и создать многокилометровую буферную зону. Мотоманевренные группы погранцов пресекали наркотрафик, транспортировку оружия, возможности подготовки и заброски диверсионных групп на территорию Союза, оказывали гуманитарную помощь. Но больше проводили рейды, устраивали засады, порой участвовали в войсковых операциях. — В районе Мазари-Шарифа находился крупный укрепленный пункт моджахедов — гнездо бандита Гафура. Прямо в горных массивах была создана целая база с системой многочисленных тоннелей и переходов. Все подступы заминированы, танки и пехота пройти не могут. Пришлось его блокировать и полтора месяца из окопов наблюдать массированные артиллерийские и ракетно-бомбовые удары наших войск. Условия были тяжелейшие. Ни умыться толком, ни передохнуть. В Калай-Нау было место дислокации первой мотоманевренной группы Тахта-Базарского пограничного отряда. Это между нашей Кушкой и афганским Гератом. Оттуда мы совершали рейды на стык трех границ — Афганистана, Ирана и нашей Туркмении. Там советская территория как бы врезалась углом в территорию Афганистана. Вот на этом углу душманы все время пытались путь сократить, через туркменские горы караваны с наркотиками вести, в обратную сторону оружие и другую контрабанду.
Борода для солидности
Войдя в Афганистан, пограничники сразу отказались от политики тотальной агрессии в отношении местных пуштунских племен. Многие проблемы решались на «дипломатическом уровне» с лидерами общин. Путь к взаимопониманию не был прост, но результативен. Племена отвечали лояльностью, иногда открыто предупреждали о появлении в районе враждебных отрядов. — Чтобы этого добиться, приходилось изучать менталитет, приспосабливаться к местным порядкам и культуре. Как-то был на встрече с губернатором местной провинции. А к моему возвращению в расположение мангруппы как раз комиссия из Москвы прилетела. Спрашивают, где командир? То есть мной интересуются. Пограничники в мою сторону показывают, дескать, это он едет. Проверяющие смотрят на нашу машину и спрашивают: «А зачем он этого душмана с собой везет?» Про душмана — это про меня. Я к тому времени бороду отрастил, на встречи с местными лидерами надевал афганскую военную форму. Это очень сильно помогало общий язык найти. У них ведь борода — признак солидного положения в обществе. Бывает, едешь, они поголовно уважительно кланяются. Отдельная тема — взаимодействие с армейскими и другими силовыми структурами. Это касается Царандоя и ХАД (служба государственной безопасности Демократической Республики Афганистан). Более-менее положиться можно было только на ХАД. Там служили люди, преданные делу афганской революции. Очень грамотные, почти все выпускники советских вузов. Чего не скажешь о других. Вроде общее дело делаем, но как только проводим совместную операцию — то и дело утечки информации, что сильно влияло на конечный результат. Вот так и приходилось работать, постоянно оглядываясь и проверяя все и вся.
Школа войны
В Афганистане Владимир Иванович провел без малого два года и два месяца. Перед отъездом в Союз сбрил бороду (за это афганцы даже кланяться на прощание отказались) и вернулся на Дальний Восток. 13 лет возглавлял сержантскую «учебку» в поселке Прогресс. При нем эта часть вошла в число лучших учебных подразделений Советского Союза. Сегодня эта воинская часть дислоцируется в селе Николаевка Тамбовского района Приамурья и при этом не теряет лидирующих позиций. — Об Афганистане не всегда приятно вспоминать, но он стал хорошей военной школой. Ее уроки мы преподавали нашим подчиненным. Пользуясь случаем, хотелось бы поздравить с 22-й годовщиной вывода войск моих сослуживцев по Афганистану, которые проживают в Приамурье. Это подполковник запаса Валерий Шпортун, майор запаса Александр Казанко, полковник Валерий Серик, старший прапорщик запаса Сергей Калугин. У Владимира Ивановича двое детей. Сын и дочь были маленькими, когда их отец ушел выполнять интернациональный долг, и сильно повзрослели к его возвращению. Кстати, сын тоже носит погоны, недавно своим появлением на свет обрадовал внук. О той войне напоминает парадный мундир с наградами да возможность открыто говорить про «зеленые фуражки» в Афганистане. В силу особой конфиденциальности об этом долго приходилось молчать.
