Приветствую Вас, Гость! | Главная | Каталог статей | Регистрация | Вход

» Cтатьи

Категории каталога
Cтатьи [211] Газеты [87] Журналы [29] Воспоминания [54]
Рассказы [15] Стихи [367] Книги [38] Сборники [7]

А там, за Пянджем небо, как мартен
Если говорить о линии жизни Александра Пашковского, то географически она достаточно ломанная: от Брянска, где родился, через Калугу и Камчатку, Стерлитамак и Краснодарский край, (мать - зубной врач, отец - шофер, беспокойные и непоседливые люди), через Урал и Сызрань - до Дальнего Востока. Если говорить о линии судьбы этого человека, то она прямая и светлая, как инверсионные след высотного самолета, и может быть выражена в двух словах: служба Родине. После школы, где познакомился со своей будущей женой Светланой, в 1976 году - Сызранское высшее авиационное училище, затем служба. Частые длительные командировки в Афганистан. Далекий Север стал близким сердцу после того, как там у Пашковых родились Сашка и Сережка - теперь один увлекается живописью (особенно ему удаются вертолеты), а второй пишет стихи.
Там были "девять месяцев зима, остальное - лето". Там Александр Пашковский
Прошел все этапы - вначале летчиком-штурманом, потом штурманом звена, потом командиром. Наверное, это возможно только у военных - попасть с Крайнего Севера на самый южный юг страны, и даже южнее. Там, в Марах у вертолетчиков служба напрямую зависела от обстановки в Афганистане: чем больше она обострялась, тем чаще и длительнее были туда командировки.
Сегодня можно без преувеличения сказать, что вертолетная авиация буквально вынесла на себе основную тяжесть войны, афганских боев. Там наши, поначалу необстрелянные ребята и техника, нуждались в прикрытии с воздуха, и его обеспечивали вертолеты огневой поддержки, которые пехота окрестила "горбылями". А десант в недоступных для других видов транспорта местах высаживали универсальные и вездесущие, и потому незаменимые вертолеты МИ-8. На одном из таких бортов и летал командиром майор Пашковский.
Спасение (рассказ Пашковского).
В ночь на 9 марта 1987 года душманы обстреляли реактивными снарядами наш приграничный городок Пяндж. Били по больнице, но пострадали жилые здания, имелись человеческие жертвы. Дело в том, что тогда набирало силу объявленное 15 января национальное примирение, и кому-то этот процесс очень не нравился. Решили, что проще всего сорвать его обстрелом советского города, спровоцировать ответное выступление наших войск. И вот эту банду, численностью до тысячи человек, с большими потерями противостояло афганское подразделение, предстояло окружить и обезвредить. Выбрасывая десант по кругу, мы не успели замкнуть кольцо, и в оставшуюся брешь в сторону гор бросилась часть окруженных. В первую очередь - так называемые "черные вороны", а по существу смертники, которые обеспечивают проход и прикрывают отход основных сил. На них-то при посадке мы и напоролись. Серьёзная была встреча: уже потом подсчитали, что душманы оставили вдоль арыка 90 убитых и еще 41 -под развалинами дома! Только что прилетев с другого направления, я еще не знал как следует обстановку и поэтому был ведомым. Когда первая пара наших вертолетов высаживала десант, душманы внезапно открыли по ним огонь. Машина ведущего подполковника Александра Кортунова получила пробоины, но взлетела. При этом штурман и борттехник были ранены. Кортунов, обеспокоенный молчанием Калиты, своего ведомого, передает: "Что-то семнадцатый не взлетает". А Николай Калита - это мой друг, с которым мы вместе учились в Сызрани (он на год младше), а потом мы вместе же проходили переподготовку. И вот поскольку в этой карусели я оказался к нему ближе всех, а экипаж его влип в историю, из которой мужиков надо вытаскивать, я посадил вертолет между семнадцатым и "духами", которые обозначили себя стрельбой вдоль арыка и в районе дома чуть подальше, и так, чтобы душманы оказались в секторе обстрела нашего пулемета, а грузовым люком - в противоположную сторону. По центру за пулеметом у меня сидит борттехник старший лейтенант Александр Сидоренко, а справа, где блистер открывается, с автоматом летчик-штурман капитан Виктор Шаповалов, и ведут огонь. Через грузовой люк выпрыгивают 17 афганских воинов-сарбозов; кстати, в этом ожесточенном бою наши афганские друзья погибнут все до одного. Наши потери будут - 18 раненых и один погибший. Первое, что я увидал при подходе к месту высадки десанта - пылевая трасса, характерный хлопок и черный дым: это был выстрел из гранатомета по вертолету Калиты. Отлично запомнилась лошадка возле дерева, из под которого потянулась нитка трассы. Я передал вертолетам огневой поддержки: "Горбыли", давайте сюда!". Они подошли и стали обрабатывать позиции душманов. Глянул на вертолет Калиты - и пришел в ужас: винт вращается, но остекления нет, топливо бежит. Высаженный десант лежит и прикрывает головы руками, не в силах подняться. Самого командира тянут к нам его летчик-штурман и старший лейтенант Саша Сергеев и офицер из состава десанта. А их бортовой техник, старший прапорщик Анатолий Охрименко, лежит в своем черном комбинезоне под носовым колесом вертолета. И все это происходит, как в замедленной киносъемке. Уже и вокруг нашего вертолета фонтанчики, и по корпусу, будто сыплется горох. Я опять кричу в эфир: "Горбыли", не дайте им голову поднять, тут все ранены!". Смотрю, три наших МИ-24 носятся кругами, лупят по душманским позициям. Поскольку у меня самого сектор обстрела небольшой и толку с меня мало, я принимаю решение и Калиту, и Охрименко принять к себе на борт, и выскакиваю за Толей - он вроде бы отстреливается и не видит, что за ним прилетели. Подбегаю к Охрименко и вижу, что у него всё лицо в крови. И тут понимаю, что обратно в свой вертолет я его просто не дотащу: и не смогу, и не успею. Веса в нем не меньше девяноста, а во мне было меньше семидесяти. И время потеряно: душманы меня уже засекли, и сейчас нас обоих накроют. Тогда я заскакиваю в вертолет Калиты, (не понимаю, откуда силы взялись!), и вижу, что приборы не работают, гидросистема тоже. У нас есть такая хитрая система, которая снимает нагрузку от несущего винта на ручку управления. Без нее усилие на ручку передавалось бы до полутора тонн. И вот эта гидросистема не работает, а работает только дублирующая. Картину эту дополняли разбитая ручка "шаг-газа" и кровь повсюду.
От автора: Пока Саша вспоминает детали, я перевожу дыхание и представляю себе этот миг великого решения: как командир вертолета отдает свою машину - свою крепость среди огня, свои крылья другу, а для спасения другого члена его экипажа садится в чужой разбитый вертолет, единственным признаком жизни которого был вращавшийся винт. И эта разбитая вдрызг машина поднимается чудом, буквально на вере, на их боевой дружбе, и уносит ребят от верной гибели. И еще вспоминаю строчку из стихов павшего интернационалиста: "А там, над Пянджем небо как мартен". И подгоняю его воспоминания: а дальше, дальше!
- Любой ценой хочу дотянуть до речки: за нею уже наша территория. Хватило бы только топлива и гидросмеси. И выхожу…прямо на город, так что пришлось пройти над Пянджем. За ним на аэродроме сажусь не на полосу, а чуть левее, на грунт, потому что на полосе стоит МИ-24. По тормозам - а вертолет катится: тормоза не работают! А "горбыль" этот уже рядом, и я в него вот-вот врежусь винтом, то-то будет мясорубка! Выключаю двигатель, убираю коррекцию и чувствую, как вертолет кренится влево: слава Богу, левое колесо оказалось пробитым, остановился. Пронесло! Теперь давай гасить горящий подсумок, - я его еще в полете всю дорогу гасил одной рукой: другой-то за ручку управления держался! И выбросить боялся: схвачусь, а патроны стрелять начнут. Так вот, пытаюсь я погасить подсумок, а огнетушитель…да, да, как обычно, не работает! Второй - тоже! И а авиации это бывает. Хорошо, в бачке вода оказалась! Экипажу этого вертолета еще повезло: попавшая в него граната оказалась кумулятивной. Направленная струя взрыва прожгла броню и отрезала ногу командиру, повредила механизмы управления и вошла в аккумулятор, обесточив машину. Если бы винт остановился, заводиться было бы уже бесполезно. Калита потом рассказывал, что после удара хотел поставить ноги на пол, а пол провалился.
Загасив подсумок, вывожу из машины Толю Охрименко. Потом оказалось, что в нем было больше двухсот осколков - и металлических, и от остекления, я даже боялся, что он видеть не будет. Штурман вылез белый, как мел, хромает. А задрали штанину - рана. Мне потом говорили, что я тоже был белее снега. Когда прибежали доктора и забрали раненых, а летчики окружили вертолет (как это он долетел?!) я пошел застирать кровь. Думал, чужую: там в кабине все было в крови, а потом смотрю - у меня через штанину своя собственная сочится: тоже слегка зацепило, хотя когда и где - не помню, даже боли не чувствовал. Мой вертолет пригнал и посадил следом летчик-штурман капитан Шаповалов. Потом старший начальник сказал ему: "Коли ты привел его без командира, то тебе и летать на нем командиром". Подхожу я к своему вертолету, а вокруг Николая Калиты уже доктора, и уже отрезают ногу, которая висела на коже. Сам он под капельницей. Над ним врачи колдуют, я подхожу утешить, что-то говорю, не помню что, потому что у самого в области желудка сильная режущая боль. Пока вел машину, старался не обращать на нее внимания, а тут подошел крючком согнутый, и пытаюсь еще шутить, что, мол, одна нога не страшно, и все такое. Ну, шуточки у нас были своеобразные, из области черного юмора, но в такой момент только они и могли вывести человека из нервного шока. А тут приносят носилки, и Калиту надо на них уложить. Беремся втроем, и еще один за капельницу, а он грузный, здоровый. Где ноги - торчит один ботинок, жутковато! Я беру его под спину, и…вот этот момент я никогда не забуду! В полубессознательном состоянии Коля так склонил голову, так прижался небритой щекой и губами к моей руке, еще недавно такой сильный, а теперь такой беспомощный, что я…заплакал. Стыдно признаться, но слезы сами навернулись на глаза. В больницу его увезли в ту самую, по которой били душманы, только вот снаряды прошли выше. А вечером я узнал, что для Калиты нужна кровь третьей группы. Я, конечно, первый кандидат на переливание: моя группа. Позвонил в подразделение, и нашлось еще пятеро бойцов с такой же. Приезжаем в больницу, а врачи первым делом берут нашу кровь на анализ. Мы возмущаемся: да что же вы время теряете! Так положено, отвечают. Тем более, что у Николая, оказалось, не только правую ногу отрезало, повредило и левую. Там в бедре сейчас такая дырка, что палец входит. Рука вся изувечена, да еще проникающее ранение кишечника. Словом, потеря крови колоссальная. Бойцов отвели на забор крови, а меня накормили пловом, напоили крепким чаем и положили на прямое переливание. Мне могут сколько угодно говорить, что летчикам сдавать кровь не положено, она им самим нужна для боя, но когда друг на операционном столе, в критическом состоянии, тут мне никто не указ. После этого я еще летал три дня, а потом со своей раной ноги все-таки вынужден был лечь в госпиталь. Десять дней отлежал - и снова в строй.

От автора: За бой у Пянджа майор Александр Пашковский награжден орденом Ленина.
Майор запаса Г. Хорошавцев

Взято тут

Категория: Cтатьи | Добавил: Афган (27.03.2010)
Просмотров: 1179
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]

Copyright © ПВ Афган 08.07.2006-2024
При использовании материалов сайта ссылка на //pv-afghan.ucoz.ru/ обязательна! Хостинг от uCoz